"Драгоценности, вдохновленные природой" в Кремле
В Успенской звоннице Кремля открылась выставка знаменитого российского ювелира Ильгиза Фазулзянова "Драгоценности, вдохновленные природой. Ильгиз Ф.". Этого мастера часто называют русским Рене Лаликом. О том, насколько справедливо данное вызывающее утверждение, рассказывает ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА.
О ювелирном искусстве Ильгиза Фазулзянова, искусстве красивом, осмысленном и довольно хладнокровном, пишут яркие оды даже такие печатные монстры, как The Financial Times. Действительно, российский мастер неплохо известен в узких состоятельных кругах западных собирателей ювелирных изделий. Кроме того, господин Фазулзянов, лауреат многих престижных тематических конкурсов, трудится и для швейцарской часовой марки Bovet, изготавливая для ее часов трудоемкие циферблаты из цветной эмали (дом Bovet поддержал экспозицию ювелира в Кремле). Ильгиз Фазулзянов, как заправский биатлонист, уверенно практикует сразу в двух дисциплинах: русский Лалик и русский JAR; впрочем, некоторые ветреные умы приписывают ему даже неподъемные лавры самого Карла Густавовича Фаберже, этого незаходящего солнца русского ювелирного декоративно-прикладного искусства. Последнее утверждение до анекдотичности несправедливо: с могучей, циклопической и разноплановой деятельностью мастеров империи "Фаберже", основанной все-таки на антикварном русском стиле, Ильгиза Фазулзянова может связывать лишь увлечение эмалью, поделочными камнями и солирующей флористической темой.
Ильгиз Фазулзянов ударно работает в двух стилистических векторах: главный — модерн, а второстепенный — ар-деко. С великими французами — Рене Лаликом, к которому нужно добавить и еще одного модернистского парижанина Жоржа Фуке (известного сегодня значительно меньше, чем Лалик),— Ильгиза Фазулзянова сближают в первую очередь выбранные сюжеты: это безбрежная природа во всем ее бесконечном творческом расширении. Однако для представителей истинного, исторического, парижского стиля ар-нуво — Лалика и Фуке — природа была неуловимой и динамичной субстанцией, недосказанным, таинственным запредельным полем, к которому только и можно было лишь прикоснуться, попытаться уловить одно дуновение, один момент, призрак, этот сон, всего лишь мгновение. Ильгиз Фазулзянов, который не имеет идеологической символистской и импрессионистской поддержки (какая была у французов), действует значительно прямолинейнее. У него моменты природы несколько по-имперски, горделиво, смачно, словно 32 финальных фуэте в "Дон Кихоте", завершены и закончены. Вот очевидно прошел "Дождь" (сет, 1996), стопроцентно распустились "Вьюнки" (браслет, 1996), совершенно точно опали лепесточки "Василька" (брошь, 1997), явно развесились на ветке буйноголовые "Сосновые шишки" (колье, 1998), уверенно заколосились "Ирисы" (кольцо, 2003), пчелы с рабочей сноровкой погрузили свои "носы" в "Соты" (сет, 2005), надежно угнездились в снежной паутине "Снегири" (подвеска, 2007).
К классическому ар-нуво Ильгиза Фазулзянова приковывают фирменные стилистические сюжеты. Это избранные некогда представителями парижской школы ирисы, маки, анемоны, клен, папоротники, жуки-скарабеи, репейник, чертополох, лотос, стрекозы, пчелы, павлины, рыбы и, конечно же, ласточки (самая любимая птичка Лалика). Но к "французам" добавлены и русские народные герои — например, те же сосновые шишки, снегири, иволга, липа сердцелистная, птичка клест-еловик, а также и восточные участники ювелирного соревнования — к примеру, попугаи или же карпы, то есть рыбы, принципиально важные для китайской культуры. Различные состояния природы и ее объектов — дождь, снег, заморозки, закат, течение реки, зимняя река, зимний лес, красный жар Сахары — также оборачиваются у Ильгиза Фазулзянова изделиями тонкого, но прямолинейно победоносного характера. Той настоящей, одурманивающей, щемящей тоски, того навсегда испуганного символизма, импрессионизма чуткой высшей пробы, когда человек-ювелир только может приоткрыть высший природный свет и высшие природные силы и удивиться, покориться, принадлежать им безраздельно и всецело, у российского мастера нет. Ильгиз Фазулзянов — покоритель с Востока, хитрый ювелирный Чингисхан, он победитель, а не побежденный, он деятель-ваятель, но никак не тихий наблюдатель природы и не сомневающийся в себе бедный поэт.
Его искусство, столь профессиональное и мгновенно очаровывающее зрителя,— это не есть философский знак свыше, это не мистические символы, посланные вдруг отчаявшемуся художнику (к примеру, тому же Рене Лалику) с самих небес. Это очень качественные и исключительно художественные ювелирные изделия. И в этом рабочем фасоне Ильгиза Фазулзянова, возможно, и стоит сравнить с вахтенным методом Карла Густавовича Фаберже, грандиозного русского бизнесмена, не знавшего страха и упрека ни перед кем, кроме как перед Кабинетом его императорского величества и министром Фредериксом.
С другой стороны, никак не стоит отрицать очевидного и великолепного профессионализма и обильной творческой фантазии Ильгиза Фазулзянова, который привносит в свои кажущиеся парижскими эталоны не только очевидную русскую стать, но и восточные колористические "пряности". Его драгоценности порой местами слишком ярки, пышны, чрезвычайно многоцветны и многодельны — словно сладкие орехи и сушеные фрукты на восточном базаре какого-нибудь древнего Самарканда. Впрочем, коллекционеры многих состоятельных стран мира — от США до Японии — с большим удовольствием покупают драгоценности российского мастера, выставившего свои украшения в Кремле. И так ли уж нужны какая-нибудь философская тоска и бедняцкая лирика творческого одиночества при столь успешном раскладе драгоценных сил.
Газета "Коммерсантъ" №55 от 01.04.2016, стр. 15
Рекомендуем ознакомится: http://www.kommersant.ru