Каракара краснозобая

Синицы — пожалуй, самые полезные из птиц, обитающих в России. «С утра до вечера, ни минутки не передыхая, перепархивают они с дерева на дерево, с ветки на ветку, всё обшаривая и осматривая, заглядывая в каждую трещинку на дереве, внимательно обследуя каждый укром­ный уголок и беспрестанно долбя то тут, то там своим крепким клювом. Там запряталась муш­ка, здесь притаился под кусочком коры жучок, тут кучечкой, словно бисеринки, сложены и при­леплены к коре яички бабочки — всё это для синицы лакомый кусочек», — так рассказывал о ежедневных трудах синицы натуралист Д. Кайгородов.

Истребление вредных насекомых во все вре­мена года — это и есть основная польза, которую приносят синицы человеку. Чтобы привлечь синиц, люди часто сооружают для них искусствен­ные домики (синичники). Осенью синицы попол­няют свой рацион и семенами растений.

Проделывать разнообразные акробатические трюки в поисках насекомых синицам позволяют острые цепкие коготки, про которые даже сло­жена пословица: «Мала синичка, да коготок остёр».

Летом синицы малозаметны: держатся в ле­сах и парках, и своё пребывание выдают только звонкой песенкой, один из звуков которой, по­хожий на звон колокольчика, характерен для всех синиц: «ци-ци», или «си-си». (В остальном песни у разных видов синиц различаются.) Си­ницы становятся заметными осенью, когда соби­раются в стайки и, постоянно перекликаясь, кочуют в поисках корма. В России наиболее

ПЕРВЫЙ ЗАКОН ОБ

В указе Людвига Баварского от 1328 г. говорится: «Тяжкий штраф ждёт того, кто поймает синицу, усердного ловца насекомых. Нарушивший закон должен уп­латить королевскую подать 60 шиллингов, а также отдать красивую рыжую курицу и 12 цы­плят как возмещение».

Ещё более ранний закон об охране синиц был принят архиепископом германского города Трира в начале XIII в. Вероятно, эти законы — одни из первых зако­нов об охране птиц.

Синицы отличаются большой сообразительностью. Например, если внутри бутылки на нитке подвесить съедобный для птицы ку­сочек, она сначала попытается склевать его сквозь стекло. Затем сядет на горлышко и будет вы­тягивать нитку клювом. Но нитка слишком длинна, и за один раз её вытянуть невозможно. То­гда птица начнёт после каждого подтягивания придерживать её лапкой и в конце концов вытянет корм.

В Англии синицы долгое время не обращали внимания на молоч­ные бутылки, закрытые фольгой. Затем научились срывать клювом фольгу и лакомиться сливками или молоком. Это умение, видимо, они перенимали друг от друга.

1. Гаичка. 2. Хохлатая синица. 3. Лазоревка.

4. Большая синица. 5. Московка.

известна большая синица; зимой она — обычный обитатель городов и посёлков. Яркое оперение этих птичек радует глаз среди однообразной зим­ней белизны.

В длинные и морозные зимние ночи стайки синиц забираются в укрытия (дупла, щели до­мов) и спят, тесно прижавшись друг к другу, образовав пушистый шарик с торчащими из него хвостиками. Такая ночёвка помогает синицам экономить тепло.

Настоящих дальних перелётов у синиц нет, но кочёвки их бывают весьма далёкими. Околь­цованных под Москвой больших синиц обна­руживали в самых разных странах, вплоть до Италии.

Гнездятся синицы ранней весной, и потому их гнёзда должны быть очень тёплыми. Натуралист Л. Семаго так описывает гнездовые заботы сини­цы: «Гнездо выстилается толстым слоем шерсти и перьев. Наседка лежит в нём словно на пышно взбитой перине. Весной во время строительства гнезда с нужным для выстилки материалом пло­ховато. Перо можно найти лишь на том месте, где ощипывал добычу ястреб. Но зато встреча с улёгшимся на днёвку русаком оборачивается не­обыкновенной удачей. Она нащипывает с клока-

стой, облезающей заячьей спины столько отличной, тонкой шерсти, что заполняет ею дупло. » Покидает своё гнездо синица, насиживающая яйца, очень неохотно, боясь их переохладить. Разыскав та­кое гнездо, человек порой может даже погладить птицу: она не улетит.

Гнёзда большинство синиц вьют в старых, выдолбленных дятлами дуплах или в трещинах каменных скал. Некоторые синицы (в России -гаички) умеют сами выдалбливать (точнее, «вы­щипывать») себе дупла в трухлявых деревьях и мягкой древесине. Только ремезы вьют себе из растительных волокон характерное гнездо-рука­вичку с трубообразным боковым входом. Подве­шивают его на тонкой веточке, часто над водой.

Всего в семействе синицевых 65 видов, из которых в России обитает 11. Многие синицы получили в народе весьма меткие названия. К примеру, хохлатую синицу за приметный острый хохолок на голове прозвали гренадёркой. Адлиннохвостую синицу остроумно окрестили ополовничком. Её вытянутый хвост и впрямь делает птичку похожей на ложку с длинной ручкой или на половник.

Песня у обыкновенного скворца — очень весё­лая, но не слишком мелодичная, скорее это бормотанье, треск и верещанье. Но певец искусно вплетает в неё самые различные звуки, подра­жая другим птицам, даже лаю собак, кваканью лягушек, ударам кнута. Скворцы могут подра­жать и человеческому голосу, а живя в неволе, заучивают отдельные слова и короткие предло­жения.

Любовь населения России скворец заслужил не только за его задорную песенку, но также и за то, что он уничтожает многих насекомых — вредителей полей, садов и огородов. Его пища — улитки, слизни, долгоносики, гусеницы, хрущи и т. п. Весной скворцы ходят за плугами тракто­ров, склёвывая оказавшихся при вспашке на поверхности дождевых червей, а также личинки насекомых.

Правда, в пору созревания винограда и вишен скворцы могут нанести урон урожаю, но люди им это прощают, лишь отгоняя их с помощью трещоток или развешанных на нитках кусочков фольги.

Гнёзда скворцы устраивают в дуплах, под крышами домов, охотно селятся в сделанных человеком скворечниках. Скворечники люди ве­шают на деревьях или устанавливают на вы­соких шестах. Впрочем, в выборе жилья скворцы весьма разборчивы. Известен, например, случай, когда скворцы покинули скворечник, убедившись, что он привязан к шесту гнилой верёвкой. И их опасения были не напрасны: спустя пару дней сильный ветер сбросил скворечник на землю.

Первые дни после прилёта обыкновенные скворцы держатся в стаях. В стаи собираются и после выведения потомства, когда пополнивши­еся молодняком стаи порой напоминают огром­ные чёрные тучи.

На юге России и в странах Передней и Сред­ней Азии не меньшей популярностью, чем обык­новенный, пользуется розовый скворец. Во мно­гих странах его считают священной птицей. Связано это с тем, что основной пищей розовым скворцам служит саранча. Гнездятся эти сквор­цы громадными (до сотен тысяч пар) колониями, устраивая гнёзда в трещинах скал, в нишах обрывов и т. п.

Интересно наблюдать, как розовые скворцы охотятся на саранчу. Опустившись на стаю ли­чиночной («пешей») саранчи, скворцы бегут в каком-нибудь одном направлении и клюют на­секомых. Обычно передние ряды стаи скворцов спешат и бегут быстрее, чем задние ряды. Эти последние, не желая отставать, взлетают и опу­скаются среди передних, продолжая бежать. Иногда, найдя где-нибудь в стороне плотные массы саранчи, стая изменяет направление и устремляется туда. Снова задние ряды взлетают и опускаются среди передних или впереди них. Это всё напоминает перекатывание волн.

Розовый скворец, клюющий

саранчу (на заднем плане

Когда же саранча поднимается на крыло, скворцы устремляются за ней. Очевидец так описывает эту картину: «В 10 часов утра начался лёт саранчи, сначала она летела разрозненной стаей, а потом всё гуще и гуще. Голубое небо померкло, а саранча, летевшая в южном направ­лении, стала казаться сплошной массой. Следом за ней мчались розовые скворцы, они врывались в гущу саранчи, секли её крыльями, рвали, меньше клевали, чем бросали на землю. Даже насытившись, розовые скворцы не перестают убивать саранчу, оставляя её несъеденной». В день розовый скворец уничтожает около 200 саранчуков, которые все вместе весят вдвое боль­ше его самого.

Однако розовые скворцы, как и обыкновен­ные, могут причинить очень серьёзный ущерб урожаю черешен, вишен и винограда, плотной тучей своих стай налетая на посадки. Поэтому приходится отпугивать их всеми средствами, включая магнитофонные записи крика тревоги или ужаса этих птиц.

Саранчой питается и майна, крупный скво­рец, который сначала обитал в Афганистане, но, расселяясь по разным странам, за последние десятилетия добрался до Аральского моря.

Всего к семейству скворцовых относится более 100 видов, обитающих в Старом Свете. (Хотя некоторые виды уже завезены в Америку.)

К семейству трясогузковых относится около полусотни видов птиц — трясогузки и конь­ки. В России из них наиболее известнабелая трясогузка. Почти всегда эта небольшая изящ­ная птичка — спутник человеческого жилья. Даже в Москве несколько пар белых трясогузок устраивают свои гнёзда на зданиях Московского университета.

Чаще белая трясогузка держится около воды. «Трясогузка хвостом лёд разбивает», — шутливо говорят в народе про эту птицу. Поговорка свя­зана с тем, что прилетает эта трясогузка рано, обычно перед вскрытием рек от льда. Её даже зовут птицей-ледоломкой. Передвигается трясо­гузка по земле мелкими шажками, всё время потряхивая довольно длинным хвостом. Поклёвывает насекомых — свою основную пищу, лов­ко схватывая их на лету.

Гнёзда белые трясогузки строят на сеновалах, за обшивкой стен, в широких дуплах и других укрытиях. В низовьях реки Индигирки автор этой статьи нашёл гнездо белой трясогузки в большой старой банке из-под консервов. В клад­ке обычно 5—6 беловатых с мелкими чёрными крапинками яиц.

При появлении вблизи гнёзд хищной птицы трясогузки с шумом и гамом налетают на неё, пытаясь прогнать. Взлетевшие со всех гнёзд пти­цы набрасываются даже на крупных хищников и на человека.

Всего к роду трясогузок относится 10 видов птиц, распространённых в Европе, Азии, Афри-

ке (1 вид — в Америке, на Аляске). В России обитают 4 вида трясогузок. Белая и горная тря­согузки придерживаются берегов рек и ручьёв, жёлтая и желтоголовая обитают на сырых лугах и болотах.

В жёлтой трясогузке нетрудно признать «род­ную сестру» белой, хотя окрашена она ярче, в жёлтые и зелёные тона. Весной прилетают жёл­тые трясогузки поздно — когда спадёт вода на заливных лугах и появится трава. Самцы щебе­чут, присев на высокие стебельки травы, удер­живая равновесие крыльями и распущенным хвостом. Гнёзда устраиваются на земле, в ямке среди травы или под кочкой. В кладке 5—6 зеленоватых со множеством бурых крапин яиц. Селятся иногда целыми колониями.

Горные трясогузки держатся по берегам быс­трых рек и ручьёв с каменистым дном, кормясь разными мелкими беспозвоночными. Все трясо­гузки — перелётные птицы, а горные иногда зимуют там же, где и гнездятся.

Когда первые исследователи проникли во внутренние области Австралии, они увидели там много диковинного: и яйцекладущих зверей с птичьими клювами, и зверей сумчатых, и птичьи инкубаторы, и какие-то ещё странные, украшенные цветами постройки из прутиков.

Находили их обычно среди невысоких кустов. Небольшие, выложенные прутиками платфор­мы. На расстоянии приблизительно полуметра от них в землю в виде плотного частокола вотк­нуты другие, более длинные палочки. Их верх­ние концы изогнуты навстречу друг другу, обра­зуя над платформой как бы двускатную крышу.

Самих строителей за работой не видели: про тёмных птиц, которые суетились поблизости, и подумать не могли такое. Предполагали раз­ное — в частности, что эти шалаши строят для развлечения своих детей туземные женщины. А тогдашний губернатор Австралии Джордж Грэй был автором другой «гипотезы»: шалаш — дело «рук» кенгуру, заявил он, очевидно полагая, что это странное животное на всё способно. Потом уже заметили, что шалаши строят именно те птицы, на которых вначале и внимания не об­ратили.

Перед одним из входов в такой шалаш на земле, на площади большей, чем сам шалаш, раскиданы сотни всевозможных цветных пред­метов: раковины, мёртвые цикады, блестящие жуки, цветы, ягоды, грибы, камни, кости, пти­чьи перья и обрывки змеиных шкур, а также масса других странных вещей.

Как-то в одной из таких коллекций нашли даже зубную щётку, ножи и вилки, детские игрушки, ленты, чашки из кофейного сервиза и

сам кофейник, пряжки, бриллианты (настоя­щие!) и искусственный глаз.

Внешне эти птицы ничем особо не примеча­тельны. Величиной примерно со скворца. Взрос­лые самцы иссиня-чёрные, а самки и молодые самцы — желтовато-зелёные. Впрочем, сущест­вует много разных видов шалашников, или беседочниц. Те, о которых только что говори­лось, — атласные шалашники.

Атласный (фиолетовый) шалашник.

Другой строитель шалашей своим жёлтым оперением похож на нашу иволгу. Конический шалаш эта птица-«садовник» украшает преиму-

щественно мхом и цветами, распола­гая их с большим вкусом. Перед ша­лашом разбивает небольшой «пали­садник». Он окаймлён бордюром из мха, по нему разложены лесные цветы, ягоды и красивые камни. Увядшие цветы птица ежедневно заме­няет свежими.

Её сосед и родич, шалашник из Новой Гви­неи, разбрасывает перед беседкой дикие розы так, что они образуют ковёр, и посыпает их затем яркими плодами.

18 видов шалашников обитают в Австралии, на Новой Гвинее и ближайших островах. Почти все строят из веток разные шалаши, навесы или башенки вокруг молодого дерева, иногда высо­той до 2—3 м. Сооружая их, трудятся много лет! Только кошачьи шалашники — они названы так за мяукающий крик — ничего не строят, но украшают расчищенное от мусора место листья­ми некоторых деревьев. Когда листья увянут, уносят их, рвут клювом новые и разбрасывают их на токовой площадке, окружённой невы­соким валом из щепок и прутиков.

Два вида шалашников даже раскрашивают свои беседки краской собственного производства.

Большой знаток этих птиц, учёный А. Мар­шалл рассказывает, что в конце июня и в июле, когда в Австралии ещё зима, чёрные самцы атласных шалашников покидают стаи. Каждый выбирает место где-нибудь на солнечной полян­ке, среди кустов, и строит шалаш. Потом прино­сит к нему голубые и жёлтые цветы и другие предметы, преимущественно голубого оттенка, как и глаза его самки, и всё это раскладывает перед шалашом.

Затем украшает шалаш изнутри цветной леп­кой. Птица приносит откуда-то древесный уголь, «жуёт» его, добавляет немного мякоти какого-нибудь плода, смешивает эту пасту со слюной — получается чёрная замазка. Ею вымазывает са­мец беседочницы все внутренние стенки шала­ша. Профессор Алек Чизхолм видел, как птица это делает.

«Много раз я находил, — пишет он, — ша­лаши, сложенные будто бы из обуглившихся веточек. Можно было подумать, что птица пред­варительно обжигала их на огне». Но она не обжигала их, а вымазывала угольной пастой, которую приготовила описанным выше спосо­бом.

Перед началом штукатурных работ шалашник приносит кусочек мягкой коры. Наполнив рот пастой, берёт в клюв кору. Чуть разжимает клюв, паста медленно вытекает из него и течёт по коре. Кора служит кистью: ею птица разма­зывает пасту по стенкам шалаша.

Но вот шалаш украшен, и самец отправляется в лес за самкой. Далеко идти не приходится, потому что самка сидит где-нибудь неподалёку. Ещё до строительства шалашей атласные шалашники разбиваются на пары и кочуют вдвоём около мест, где позднее будут построены «уве­селительные дома».

Самка важно приближается к беседке, чтобы прослушать здесь, вернее, просмотреть цветовую «серенаду», потому что её самец не поёт, а играет перед ней разными цветными предметами. Этот калейдоскоп красок пленяет его подругу лучше всяких нежных слов. Но и поют многие шалашники неплохо и великолепно подражают голосам птиц, зверей, людей и даже свисткам или треску мотора.

Самка залезает в шалаш или с довольно без­различным видом останавливается позади него, а самец хватает то один, то другой цветной предмет, вертится с ним, держа его в клюве, берёт новую игрушку, загораясь всё большим азартом и вертясь и кланяясь всё энергичнее. Иногда он замирает с протянутым к ней в клюве каким-нибудь цветным лоскутом, который обычно соответствует тону её оперения или цвету глаз.

Изо дня в день в течение долгих месяцев — с июня до ноября или декабря — чёрная птица с увлечением играет своими цветными игрушка­ми, часто забывая и о еде, и о питье, и о страхе перед врагами.

Если самка, которой с милым становится скучно в шалаше, уходит в лес, самец оставляет на минуту побрякушки и зовёт её криком. Это её трогает, и она возвращается. Если не возвра­щается, он нередко бежит за ней, бросив и свой шалаш, и все богатства, разложенные перед ним. Когда же самка окончательно уходит строить гнездо, он остаётся у своего шалаша, ожидая новых подруг.

В сентябре — октябре уже все самки покидают шалаши и где-нибудь метрах в ста от них вьют на деревьях гнёзда, выводят птенцов и выкарм­ливают их. Самцы не принимают в этом ника­кого участия, а с прежним рвением продолжают играть дорогими их сердцу цветными безделуш­ками.

Долго ещё играют — до декабря. И даже потом, когда в конце австралийского лета они объединяются в стаи, время от времени то один самец, то другой прилетает к шалашу, поднов­ляет его и приносит новые игрушки.

Шалаш — это своего рода вторичный половой признак самца, перенесённый с живой птицы на неживой объект. Что-то вроде привлекательного для самок павлиньего хвоста, сотворённого не природой, а самой птицей. Лучше построенные и лучше украшенные шалаши и их искусных строителей самки явно предпочитают создате­лям плохих шалашей, когда выбирают партнё­ров для брачных союзов.

Молодые самцы тоже пытаются строить ша­лаши и собирать коллекции, но успехом у самок обычно не пользуются, а старые самцы зачастую просто грабят «зелёную молодёжь».

Озеро было глубокое, с водой чистой, прозрач­ной. Чернозобые гагары дней десять как при­летели с Чёрного моря, где зимовали. С осени они не разлучались: вместе плыли и летели на юг, вместе по морю плавали и ловили рыб. Весна пришла — вместе, крыло к крылу, полетели на север: на озеро, где прошлой осенью был за­ключён их брачный союз.

Близится ночь. Гагары уснули на воде, поло­жив головы на спины. И пока спят, у нас есть время вернуться на полгода назад и рассказать, как началась их совместная жизнь.

В конце лета собрались гагары на озере, сби­лись стаей. Церемонно встречали пришельцев. Дружно плыли навстречу, вытянув головы и шеи, как шпаги. Но это означало не угрозу, а приветствие: клювы готовили не удары, а лишь прикосновение. Дружеские чувства всех и ко всем знаменовал и подтверждал «круг почёта»: с простёртыми вперёд шеями птицы как бы водили хоровод на воде.

Потом затеяли игры. Ныряли с шумом, го­нялись друг за другом с криками и хлопаньем крыльев. Из воды скакали «солдатиком», круто изогнув шеи и прижав клювы к груди. Холо­стяки и новоприбывшие искали «несосватанных» подруг.

Нашли их, и потом громкое «кууик-кууик-кууик» черногрудого самца оповестило всех, что здесь им избрано место для гнезда. Оно распола­галось на небольшом островке в метре от воды; кучка небрежно сложенных увядших расте­ний — вот и всё гнездо. Бывают у гагар гнёзда и без всякой выстилки, прямо на сырой земле, и плавучие, сложенные из сухих трав и корней.

Два яйца гагара насиживает недели три-че­тыре. В первый же день родители ведут своих чад купаться: без страха кидаются малыши в воду и сразу плывут. Нырять, однако, ещё не умеют, но дня через три-четыре и этим искусст­вом овладеют. А через месяц научатся и рыбу ловить, но пока гоняются за всякой беспозвоноч­ной мелочью. Во время обучения птенцы часто усаживаются на спину родителей. К осени в подводной охоте молодые гагары не отстанут от взрослых птиц.

Нырнув, гагара от 3 до 5 минут может про­мышлять под водой. По одному из наблюдений, гагара пробыла под водой почти четверть часа. Проплывает за это время 200, а возможно, и 800 м. Обычно подводной охотой занимаются недалеко от поверхности, но и на 30 метров ныряют. Есть сведения, что крупные гагары ныряют ещё глубже — до 70 метров, оставаясь под водой 10 минут. Зато по суше гагары еле ползают и снабжают гнездо специальным спу­ском, чтобы в случае опасности быстро скатиться в воду.

Гагару легко узнать по полёту. Он очень тяжё­лый, летит она, вытянув вперёд шею и свесив вниз гузку. Поднимается с воды всегда против ветра. Разбегается метров сорок и больше, кры­лья работают без устали, и ноги помогают оттал­киваться от воды. Целый километр должна про­лететь гагара, чтобы набрать высоту в 20 метров!

Казалось бы, неважный из неё «пилот». Одна­ко гагары далеко улетают на зимовки: от прес­ных вод — к солёным. Из мест прикамских и приуральских — на Каспийское и Чёрное моря, иногда и на Средиземное, к берегам Греции. С Колымы и Камчатки — к берегам Японии, Кореи и Китая.

А гагарам из тундр и тайги севера европейской России и Сибири предстоит дальний и необычный путь. С Таймыра и даже с левобережья Лены плывут они по великим сибирским рекам. Нет, не на юг, а на север! Минуют устья и тут, уже в Северном Ледовитом океане, поворачивают на запад. Плывут по Карскому морю, затем выходят в Баренцево. Пересекают его, держа путь всё время на запад. Вот и туманные берега Сканди­навии. Отсюда гагары попадают в Балтийское

Брачные игры у чомг (поганок).

И внешним видом, и повадками чомги (поганки) во мно­гом напоминают гагар, хотя в последнее время зоологи выделяют чомг в отдельный отряд. Их около двух десятков видов. Гнёзда у поганок плавучие, построенные из водорослей и веток. Водоросли в гнезде гниют, выделяя тепло и до­полнительно обогревая яйца. Особенно интересен у поганок брачный ритуал, когда самец и самка преподносят друг другу кусочки водорослей — символ будущего семейного гнёздышка.

море. Тут и зимуют, где море не замерзает, согреваемое тёплым течением Гольфстрим, — от гнездовий за 6 тыс. км, преодолённых большей частью, как полагают учёные, вплавь.

Впрочем, в последнее время после изучения результатов кольцевания на картах были проло­жены и иные пути миграций чернозобых гагар. Получается, что Балтийское море — не главное место их зимовок. Основной путь ведёт из Барен­цева моря в Белое, оттуда через озёрный край Карелии и западные области России в Припятские болота и дальше на юг — в Чёрное море.

Есть в России гагары и других видов. Напри­мер, краснозобая. Пятно каштанового цвета на горле отличает её от чернозобой, у которой горло чёрное. Гнездится она нередко на небольших водоёмах, и сама поменьше чернозобой.

Самая крупная из гагар — полярная: разме­ром с гуся! У неё белый клюв, у других гагар он чёрный. Белоклювые полярные гагары выводят птенцов в тундрах Сибири и Америки.

У широко распространённого и всем известно­го сизого голубя есть ещё около 300 менее известных родственников из отряда голубиных. Почти все они похожи друг на друга. Сизарь может служить «моделью» для всех. Некоторые черты отличают голубей от других птиц.

Одно из характерных отличий голубей — на­личие зоба, своеобразного «мешка» пищевода, куда попадает только что проглоченная пища. Голуби во время кормёжки весьма уязвимы для нападения хищников, а зоб помогает им очень быстро собрать много корма, не заботясь о его измельчении. Часто можно наблюдать пьющего голубя. При этом он не только утоляет жажду, но и размачивает твёрдые семена, скопившиеся в зобу. Как пьёт курица, каждый видел: набира­ет воду в клюв и, запрокинув голову, заставляет течь в горло. Такая же манера свойственна почти

всем птицам. Но вот голуби пьют иначе: пог­рузив клюв в воду, сосут её. Не следует удивлять­ся, видя, как голубь глотает песок: он делает это не по ошибке. Конечно, песок не содержит пита­тельных веществ, но он помогает голубю исти­рать в желудке твёрдые семена.

Пух на определённых участках тела у голубя крошится на мельчайшие частички, превраща­ясь в «голубиную пудру». Присыпанные пудрой перья не намокают. Взгляните на голубя, когда он купается: голубь улетит, а лужа покроется лёгким матовым налётом, словно кто припудрил

1. Сизые голуби. 2. Горлица обыкновенная.

3. Клинтух. 4. Вяхирь. 5. Якобинец (чубатый голубь).

6. Китайская чайка. 7. Кудрявый голубь.

8. Павлиний голубь. 9. Дутыш. 10. Карьер (гонец).

11. Трубастый голубь. 12. Почтовый голубь. 13. Багдетт.

её. Окунаясь в воду, голубь насыпал в неё с перьев сизый порошок — свою пудру.

Однако самая замечательная особенность голубей — кормление детей своих «птичьим молоком»! Маленьких голубиных птенцов нельзя выкармливать жёсткой пищей взрослых птиц. Ко времени появления из яиц птенцов внутренние стенки голубиного зоба разбухают и крошатся, наполняя его жирной творожистой массой. Это и есть то самое «птичье молоко», о котором прежде говорили как о чуде из чудес и немало пословиц о нём сложили. Каждая птица может прокормить таким образом только одного птенца, поэтому яиц в гнезде обычно два.

Дней 10—18 кормят голуби своих птенцов этой «зобной про­дукцией», а потом уже семенами, ягодами и прочими дарами природы — кто чем. Кормятся на земле, на деревьях сизарей почти не увидишь. Селятся они, как правило, рядом с человеком.

А обычные дикие лесные голуби средней полосы России — вяхирь и клинтух. Вяхиря (называют его и витютенем, или вытютенем) легко узнать, посмотрев на крылья: на них по одной довольно широкой белой полосе, белые пятна есть и с каждой стороны на шее, а грудь розоватая. Большие размеры тоже выделяют его из всех других диких голубей России: длина около 40 см, вес до полукилог­рамма и больше.

Зимовавшие на юге вяхири прилетают в Подмосковье в середине апреля. О своём прибытии самец-витютень оповещает голубиц гром­ким воркованием. Сам сидит при этом обычно на вершине дерева. Прервав на время воркотню, взлетает вверх и громко хлопает крыльями, затем, планируя и распустив веером хвост, снижается к тому месту на дереве, где только что сидел, — это так называемый токовый полёт.

Когда прилетит на его столь выразительный призыв польщённая голубка, он первым делом любезно преподносит ей «свадебный подарок» — какое-либо семечко, орех или жёлудь. Принимая дар, подруга, подражая птенцу, просит самца покормить её: полуприсев и трепеща крыльями, вытягивает шею поближе к его клюву. Лишь после этого «свадьба» считается состоявшейся.

Оба приступают к строительству гнезда: самец приносит веточки, самка укладывает их тонкой полупрозрачной «платформой» — такое у них гнездо. В нём, как уже было сказано, обычно два яйца. Недели две длится насиживание. Вышедшие из яиц птенцы почти месяц сидят в гнезде или около него. А когда подрастут, разлета­ются кто куда.

Второй довольно обычный в средней полосе России лесной го­лубь — клинтух. Он меньше вяхиря, размером примерно с сизого голубя; клинтух произошёл от сизаря и похож на него. Но у клинтуха нет белого надхвостья, как у сизаря. Основная его окра­ска — серо-сизая; шея — с зеленоватым блеском по бокам, на крыльях чёрные пятна.

Главное и самое интересное в жизни клинтуха — его стойкая приверженность к гнездованию в дуплах деревьев. А так как деревья с дуплами встречаются редко, из-за обладания дуплом часты у клинтухов ссоры и драки. Клинтухи охотно занимают дупла крупного дятла желны. Бывает и так, что, не найдя других подходящих мест, в одном дупле откладывают яйца сразу несколь­ко голубиц.

А вот кольчатая горлица знаменита своей взрывной экспан­сией — чрезвычайно быстрым распространением по Европе.

Первоначальной её родиной была, по-видимому, Индия. При­мерно 400 лет назад попала она в Турцию, а оттуда после падения Византии в XIV в. вместе с турецкими войсками прилетели коль­чатые горлицы на Балканский полуостров. На этом заселение ими Европы временно прекратилось. Но примерно с 1930 г. ринулись

Трудно перечислить все способы, с помощью которых люди стара­ются предотвратить загрязнение городских зданий и памятников го­лубиным помётом.

Один из самых старинных спосо­бов, изобретённых ещё в XVIII в. — особая нашлёпка с острыми иглами, которая мешала птицам садиться на облюбованную ими голову памятника. Более современные спо­собы — особые электронные шумо­вые отпугиватели, скользкое пластиковое покрытие для выступа­ющих фрагментов зданий, с которо­го птицы соскальзывают.

ГОЛУБЬ И ЧЕЛОВЕК

Одна из замечательных особенно­стей поведения голубей — великолепная ориентация и умение вернуться из любого места кормёжки или водопоя. Эта особен­ность и послужила причиной одо­машнивания сизого голубя, которое произошло 5—б тыс. лет назад в Междуречье (так называется область между реками Тигр и Евф­рат). Голубь использовался как поч­товая птица, приносящая письмо отовсюду к месту своей голубятни. Почтовый голубь может проводить в полёте много часов подряд и иног­да развивает скорость до 100 км/ч. Во времена, когда не существовало радио и телеграфа, кто быстрее го­лубя мог донести весть об исходе сражения или нашествии врагов? Благодаря голубиной почте в 1815 г. английский банкир Ротшильд узнал об исходе битвы при Ватерлоо спу­стя несколько часов после сражения (невероятно быстро по тем време­нам). Это позволило ему заключить ряд выгодных сделок.

В 1870—1871 гг. немецкие вой­ска осадили Париж. Сообщение со столицей через линию фронта прер­валось. Тогда для доставки вестей парижане стали грузить на воздуш­ные шары свою почту и клетки с почтовыми голубями. Воздушный шар приземлялся за линией фронта, к лапам голубей привязывали обрат­ную корреспонденцию, и птицы летели домой, в Париж. За время осады птицы доставили около миллиона частных писем и официальных документов. Зная это, немцы часто открывали огонь по за-

они на освоение новых земель. Вскоре преодолели Дунай и объяви­лись в Венгрии, в 1936 г. — в Чехословакии, ещё через два года — в Австрии, а в 1943 г. — в Германии. Через год начали гнездиться в Италии, ещё через пять лет — в Голландии.

Менее чем за 25 лет распространились кольчатые горлицы боль­ше чем на 1600 км от Балкан до Северного моря. В 1954 г. пос­тупило первое сообщение о них из Норвегии, а ещё через год они начали размножаться в Англии. К настоящему времени кольчатые горлицы продвинулись уже в глубь Европы более чем на 2 тыс. км и заселили 2 млн. кв. км её площади!

С 1958 г. успешно выводят они птенцов в такой весьма прохлад­ной местности, как Шотландия. Но это не предел их экспансии: кольчатых горлиц не испугали штормовые широты Северной Ат­лантики — из Великобритании перелетели они в Исландию! С 1964 г. они там успешно гнездятся.

В Прибалтике (Эстонии) кольчатая горлица стала размножаться в 1957 г. В бывшем СССР этих птиц впервые заметили в 1941 г. в городе Кушке, а в 1974 г. их обнаружили в Москве!

Успешно продвигается кольчатая горлица и на восток: плодится уже в Корее, Восточном Китае и Японии, а у нас — в низовьях Амура. К югу распространилась до Шри-Ланки и Бирмы, по некоторым сведениям, переселилась даже в Африку!

Теперь немного о том, как она выглядит, эта неутомимая путе­шественница. Длина её от клюва до конца хвоста — около 30 см. Цвет преимущественно серый, крылья и хвост коричневатые, но главная особенность её окраски, из-за которой она получила своё русское название, — чёрное полукольцо с узкой белой каёмкой сверху на шее, пониже затылка.

В Англии и на севере континентальной Европы кольчатые горлицы выводят птенцов с марта по декабрь (в Берлине находили их гнёзда даже в январе!). Благодаря этому кольчатые горлицы успевают вывести птенцов от трёх до пяти раз в году.

Также почти по всей Европе гнездится и другая горлица — не кольчатая, а обыкновенная. Держатся эти некрупные голуби обыч­но в лиственных и смешанных лесах, встречаются и в хвойных, довольно обычны в лесостепях. В степях и пустынях увидеть их можно чаще всего в поймах рек, в городских садах и парках. Даже в лесных областях в последнее время обыкновенные горлицы стали чаще гнездиться вблизи человеческих поселений.

Рассказы о странствующих голубях, обитавших в Северной Аме­рике, читаются как фантастический роман. Едва ли какие-нибудь птицы собирались в столь чудовищные стаи. Они пролетали над землёй такими густыми «тучами», что буквально затмевали небо. Летящие птицы покрывали весь небосвод от горизонта до горизонта, шум от их машущих крыльев напоминал свист штор­мового ветра.

Проходили часы, а голуби всё летели и летели, и не было видно ни начала, ни конца их перелётным стаям. Ни криками, ни выстрелами, ни пальбой из пушек нельзя было отклонить от курса бесчисленную, как саранча, стаю.

Один из первых американских орнитологов Александр Уилсон видел в 1810 г. стаю странствующих голубей, которая пролетала над ним четыре часа. Она растянулась на 380 км. Он приблизитель­но подсчитал, сколько в ней было птиц, и получил невероятную цифру — 2 230 272 000 голубей! Можно ли в это поверить?

меченным в полёте голубям. За эти заслуги во Франции поставлен памятник отважным пернатым.

И во время Второй мировой вой­ны в советских, в частности, вой­сках голуби-почтальоны доставили около 15 тыс. «голубеграмм» с бое­выми донесениями. В 1942 г. в Англии почтовый голубь спас подвод­ную лодку, доставив на берег призыв о помощи и координаты места бедствия. За это голубю поставлен бронзовый памятник и по другую сторону Ла-Манша, в Англии.

Некоторые армии помимо «шта­та» почтовых голубей содержали особый «штат» хищных птиц, приученных охотиться на голубей неприятеля. Как ни странно, не­смотря на эти «боевые заслуги», сей­час во всех странах голубь считается символом мира. Во мно­гом — благодаря знаменитой картине Пабло Пикассо «Голубь мира».

Кстати, до сих пор учёным не вполне понятно, как голуби бе­зошибочно находят дорогу домой. По запаху, положению Солнца, магнитному полю Земли? До сих пор исследователи склонялись в сто­рону последнего предположения.

Человеком выведено несколько сот голубиных пород: декоративных (с пышными «воротниками» (якобин), хвостами (павлиний го­лубь), огромным цветастым зобом (дутыш)); мясных, с массивным те­лом; почтовых, лёгких, с телом хо­рошей аэродинамической формы; спортивно-гонных (турманов, ку­выркающихся в полёте; чеграшей, летающих вертикально, как вер­толёт) и многих других.

У многих народов голубь считал­ся священной птицей. В христианс­кой религии голубь олицетворяет одно из воплощений Бога — Святой Дух, а у азиатских народов бытова­ло представление о богине-голубке. В России верующие христиане мо­гут рассказать такую легенду: буд­то бы после смерти Христа голуби скорбно ворковали «умер, умер», в то время как воробьи радостно чирикали «жив!».

Одновременно с одомашнивани­ем сизый голубь расселялся вслед за человеком из стран Средиземно­морья и Ближнего Востока повсюду по земному шару. Обилие корма для него в населённых пунктах привело к тому, что сейчас сизого голубя можно встретить в Америке, Африке и Австралии.

Но слушайте дальше. Другой известный аме­риканский орнитолог, Джон Одюбон, рассказы­вает в одном из своих сочинений: «Осенью 1813 г. я отправился из своего дома в Гендерсоне по дороге в Люисвиль. Проехав несколько миль по пустынной равнине, я заметил странству­ющих голубей. так как мне показалось, что количество их превышает виденные уже мною раньше массы, то мне пришло в голову сосчитать стаи, которые пролетали перед моими глазами в продолжение часа. Поэтому я. при каждой про­летающей стае делал небольшой кисточкой на бумаге пятно. Вскоре я увидел, что продолжать счёт решительно невозможно, потому что птицы появлялись в бесчисленном количестве. Пересчи­тав пятна, я нашёл, что в 21 минуту сделал их 163. Продолжая свой путь дальше, я заметил, что массы птиц всё увеличивались, воздух был буквально наполнен голубями, послеполуден­ный ясный день померк, как при солнечном затмении, их помёт падал вниз плотным дож­дём, как снежные хлопья.

Перед закатом солнца я приехал в Люисвиль, стаи голубей всё не уменьшались, и так продол­жалось в течение трёх дней».

И всё-таки Одюбону удалось сосчитать голу­бей (приблизительно, конечно). Он насчитал око­ло 1 115 135 000 птиц! Это значит, что в одной только стае голубей было больше, чем всех вооб­ще пернатых в такой, например, стране, как Финляндия!

Дальнейшие подсчёты дают ещё более пора­зительные результаты. Допустим, что каждый голубь весил граммов триста, тогда получается,

что вес всей стаи — около полмиллиона тонн! В день такая армия птиц съедала 617 кубометров всевозможного корма. «Это больше, — пишет британский натуралист Фрэнк Лейн, — суточно­го рациона солдат всех воюющих стран к концу Второй мировой войны!»

Можно ли быстро истребить такое сказочное множество птиц? Печальная судьба странствую­щего голубя показывает, что можно, если умело приняться за дело.

Странствующих голубей уничтожали всеми способами, которые для этого годились. Стре­ляли из ружей, винтовок, пистолетов, даже мушкетов всех систем и калибров. В ход были пущены и. горшки с серой — их разжигали под деревьями на местах ночёвок голубей. Птиц ло­вили сетями, убивали палками и камнями. Даже пулемёт впервые изобрели для войны с голу­бями. Так густы были стаи голубей и порой они летели так низко, что колонисты сбивали их жердями, а рыбаки — вёслами. Рассказывают, что работники на фермах наловчились сбивать голубей ножницами для стрижки овец. Даже собаки выбегали на бугры и ловили голубей, прыгая в воздух. Прямо чудеса!

Один американский писатель середины XIX в. рассказывает, что творилось в городе То­ронто во время пролёта над ним странствующих голубей. Три или четыре дня, пока голуби летели над городом, стены его домов дрожали от непре­рывной пальбы, словно жители завязали на ули­цах перестрелку с неприятелем. Все лавки, все учреждения были закрыты. Люди осаждали крыши домов. Всевозможное оружие было пуще­но в ход. Даже почтенные члены муниципаль­ного совета, адвокаты, преуспевающие дельцы и сам шериф не могли отказать себе в увлекатель­ном «спорте» — истреблении беззащитных птиц.

Странствующие голуби в основном питались желудями, каштанами, буковыми и другими орехами. Там, где эти птицы обычно кормились, но чаще на местах ночёвок, их с нетерпением поджидали толпы «охотников», собравшихся со всей округи.

Джон Одюбон рассказывает, что одно такое место, где ночевали голуби, представляло собой участок леса шириной почти в 5 км и длиной около 60 км. Голубей ещё не было видно, а под деревьями уже расположились лагерем добытчи­ки с повозками, бочками для засолки мяса и другим снаряжением. Два фермера пригнали за много миль гурты свиней, чтобы откармливать их здесь голубями.

Когда солнце село, на горизонте показалась тёмная туча: это быстро приближались голуби. Тысячи их были убиты первыми же выстрелами. Но прибывали всё новые и новые легионы птиц. Они уже заняли все деревья в лесу, казалось, не осталось ни одной свободной ветки; на некото­рых сучьях голуби сидели в несколько слоёв, располагаясь на спинах друг у друга. А воздух

вокруг дрожал от хлопанья миллионов крыльев. В адском грохоте невозможно было разобрать слов соседа. Даже выстрелов не было слышно, они распознавались лишь по вспышкам пороха. И так продолжалось всю ночь.

Трагедию странствующих голубей завершило проведение в глубь американского континента железных дорог и телеграфа. Теперь этих птиц можно было быстро доставлять на рынки сбыта. А телеграф ускорил оповещение упомянутых «добытчиков» о появлении тут и там достаточно больших для промысла стай голубей. И туда мчались заготовители.

Между 1860 и 1870 гг. были убиты миллионы странствующих голубей, но в последующее де­сятилетие — уже только сотни тысяч, и к 1890 г. были уже уничтожены все крупные гнездовые колонии странствующих голубей.

И хотя уже не было массовых охот, последнего странствующего голубя убили в 1899 г. (по дру­гим данным, на 7 лет позже). Живший в неволе (в зоопарке города Цинциннати) странствующий голубь по кличке «Марта» умер в сентябре 1914 г. Это был последний представитель ещё недавно необыкновенно многочисленного вида.

Неужели в большой стране не нашлось людей, поднявших голос в защиту избиваемых птиц? Неужели в США не было законов, охраняющих богатства природы?

Законы такие, конечно, были, но кто с ними

считался, когда речь шла о большом бизнесе! «Всё равно их всех не пере­бить!» — таково было отношение ши­рокой публики к происходящему.

Истребление фантастически многочисленного вида было так внезапно, что американцы долго не могли прийти в себя от неожиданности слу­чившегося. Было изобретено несколько «теорий» для объяснения ошеломляюще быстрого, «как взрыв динамита», исчезновения голубей (кста­ти, этот самый динамит тоже применяли при охоте на них!). Согласно одной «теории», все голуби якобы утонули в Атлантическом океане, когда «эмигрировали» в Австралию, либо пере­селились в Южную Америку. Додумались даже до того, что странствующие голуби улетели будто бы на Северный полюс и там замёрзли.

Нужно ли объяснять после всего изложенного, что в истреблении странствующих голубей по­винны не Северный полюс и не Атлантический океан, а стихия более страшная, имя которой назовёт американский учёный Роберт Мак-Кланг (в конце следующей цитаты из его книги):

«В штате Висконсин местное орнитологичес­кое общество установило. мемориальную доску с надписью: "В память последнего висконсинского странствующего голубя, убитого в Бабконе в сентябре 1899 г. Этот вид вымер из-за алчности и легкомыслия человека"».

В 1507 г. португалец Педро Маскаренас от­крыл в Индийском океане острова, назван­ные позднее его именем. Получилось так, что они стали удобной « перевалочной базой » на пути в Индию, и вскоре всякого рода искатели сча­стья, мореплаватели, торговцы и просто аван­тюристы наводнили их, как прожорливая саран­ча. Команды судов пополняли здесь запасы про­довольствия, с этой целью истребляя всё живое в лесах архипелага (в те времена острова ещё были покрыты пышными тропическими лесами). Проголодавшиеся матросы съели всех огромных черепах, а затем принялись за дронтов.

Португальцы называли этих крупных нелета­ющих птиц «дод-аарзе», или просто «додо», что значит «простак», а голландцы, пришедшие позднее на Маскаренские острова, — дронтами. Много потешались тогда над нелепой внешно­стью фантастических птиц, жирных и неук­люжих, как откормленные каплуны. Беззащит­ные дронты, тяжело переваливаясь с боку на бок и беспомощно размахивая жалкими «обрубка­ми» крыльев, безуспешно пытались спастись от людей бегством. Трюмы кораблей доверху наби­вали живыми и мёртвыми птицами.

Вслед за голландцами пришли на острова

индийцы и нашли там «изобилие птиц, не при­выкших бояться людей и обещавших быть лёг­кой добычей. С мореплавателями попали на су­шу прожорливые корабельные крысы, размно­жение которых не ограничивало здесь ни одно хищное животное. В 1598 г. голландцы создали на островах исправительную колонию, с охраной арестантов попали свиньи в леса. Когда затем богатые леса пали под огнём и топором, чтобы освободить место для плантаций чая и сахарного тростника, судьба многих птиц была оконча­тельно решена». Так писал немецкий учёный, профессор Готтфрид Мауэрсбергер.

Голландские поселенцы завезли на Маскаренские острова помимо свиней также кошек и. макак. Все вместе принялись они с не меньшим усердием, чем люди, уничтожать яйца и птенцов дронтов и вскоре истребили их всех. Несколько жалких скелетов в музеях, изображения на кар­тинах голландских живописцев да английская поговорка «мёртвый, как дронт», — вот всё, что теперь осталось от удивительных птиц.

Зоологи немногое успели узнать о додо. Эти огромные ростом, похожие на больших индеек (весили они 20—22 и даже будто бы до 25 кг!), жирные, неуклюжие птицы были, по всей веро-

ятности, сродни голубям. Одно время, правда, их считали нелетающими хищными птицами (из-за их странного клюва). Однако прошло уже больше ста лет с тех пор, как определили учёные дронтов в отряд голубиных, но в своё особое семейство.

Описание того, как выглядел дронт, лучше начать с клюва, поскольку он очень примечате­лен. Длина его около 20 см или чуть больше! Конец надклювья изогнут вниз, как у хищных птиц, цвет клюва — черноватый, с тусклой крас­нотой сверху. Джеймс Гринвей, большой знаток истреблённых и исчезающих птиц, так описыва­ет предполагаемую внешность дронта: «Перед­няя часть головы, область вокруг глаз и щёки — голые и их кожа светло-пепельного цвета. Перья на теле — пепельно-серые или палевые, почти белые снизу на груди и черноватые на бёдрах. Крылья желтовато-белые и покрыты белыми с чёрным на концах перьями, на хвосте они — рыхлые и курчавые».

Всё это относится к дронту с острова Маври­кий, или тёмному додо. Кроме него были ещё два вида этих птиц, но о них чуть позже.

К этому следует добавить, что собственно кры­льев как таковых у дронтов не было, а было нечто недоразвитое, похожее на их зачатки (на самом же деле не зачатки, а, так сказать, «ос­татки» — рудименты). Поскольку дронты кры­лья в надлежащее действие никогда не приводи­ли, т. е. не летали, не было у них и хорошо развитых мускулов, приводящих в движение крылья, и киля на грудине, к которой они кре­пятся, а сама эта кость — почти плоская плас­тина.

Дронт с Маврикия оставил после себя наибо­лее ценное для зоологов «наследство»: множество костей, лапу и клюв (или, по другим данным, две лапы и два клюва), которые хранятся сейчас

в Британском музее. Кроме того, было создано много всевозможных рисунков и картин, изоб­ражавших тёмного додо.

В 1599 г. голландец Якоб Ван Нек привёз первого живого дронта в Европу, позднее сюда доставили ещё нескольких живых додо. Всюду эти странные птицы произвели шумный пере­полох. На них не могли надивиться. Их прямо-таки неправдоподобная внешность особенно при­влекала художников: многие живописцы увлек­лись тогда «дронтописью». В те времена нарисо­вано было 14 портретов пленных дронтов (вер­нее, столько сохранилось их до наших дней). Интересно, что цветное изображение дронта (один из этих портретов) только в 1955 г. нашёл про­фессор Иванов в Ленинградском (ныне Санкт-Петербургском) Институте ориенталистики!

С дронтом, привезённым в Лондон в 1683 г. (вернее, с его чучелом), случилась такая история. Сначала птицу за деньги показывали всем, же­лающим взглянуть на неё. А когда она умерла, с неё сняли шкуру и набили соломой. Из частной коллекции чучело попало в Оксфордский музей. Целый век оно прозябало там в пыльном углу. И вот как-то хранитель музея решил провести генеральную инвентаризацию экспонатов. Долго с недоумением рассматривал он полусъеденное молью чучело странной птицы, а потом прика­зал выкинуть его в мусорную кучу.

К счастью, мимо той кучи проходил более образованный человек. Дивясь невиданной уда­че, он вытащил из помойки крючконосую голову дронта и неуклюжую лапу — всё, что от него осталось, — и со своими бесценными находками поспешил к торговцу редкостями. Спасённые голова и лапа позднее снова, но на этот раз с великими почестями, были приняты уже в Бри­танский музей. Это единственные в мире релик­вии, оставшиеся от единственного чучела драконоподобного «голубя» (если не правы те, кто считает, будто сохранились ещё одна голова и лапа дронта).

Последнего додо видели на Маврикии в 1681 г. А через сто лет жители острова уже забыли, что когда-то в лесах их родины жили пудовые «кап­луны». Когда в конце XVIII в. натуралисты ус­тремились по следам дронтов и поиски привели их на остров Маврикий, все, к кому они тут обращались за советами, лишь с сомнением ка­чали головами, уверяя, что таких птиц здесь нет и никогда не было.

Охотники на додо, смущённые и разочарован­ные, возвращались ни с чем. Однако один из них, искавший особенно упорно, откопал на одном болоте много массивных костей крупной птицы — это были бесценные для науки останки дронтов!

В конце прошлого века правительство Маври­кия распорядилось провести более основатель­ные раскопки на том самом болоте; было найдено много костей додо.

Дронты другого вида, обитавшие на острове Реюньон, известны только по описаниям очевид­цев и более или менее точным изображениям. От сородичей с Маврикия они отличались главным образом светлой окраской своего оперения. Эти дронты более чем на полвека пережили своих тёмных собратьев: последнего белого додо убили, по-видимому, в 1750 г.

«Отшельником» прозвали ещё одного дронта совсем особого вида и далее рода, как полагают некоторые исследователи. Он коротал свои дни на небольшом островке Родригес. Крылья (вер­нее, то, что от них осталось) были у него более длинные, чем у других дронтов, и на их концах болтались какие-то круглые странные костяш­ки — по одной на каждом крыле — размером с мушкетную пулю. Этими «пулями», словно ка­стетами, дронты в драке наносили друг другу удары. Отбивались ими и от собак, причём ку­сались отчаянно. Клювы у пернатых отшельни­ков были крючковатые, острые и не маленькие. Так что, возможно, это были и не такие уж беззащитные птицы. И вид у них был весьма хищный, устрашающий, для вегетарианцев ма­ло подходящий. Дронты ведь, как полагают, кормились только листьями, плодами и семе­нами растений.

Дронты оставили свой след, как ни странно, даже в. астрономии. В конце XVIII в. французский астро­ном Аббе Пинге провёл на Родригесе некоторое время, наблюдая за Венерой на фоне солнечного диска. Немного позднее его коллега Ле-Монье, чтобы сохранить в веках память о пребывании своего друга на Родригесе и в честь удивительной птицы, обитавшей на этом острове, назвал от­крытую им новую группу звёзд созвездием От­шельника. Желая отметить его на карте неба по обычаям тех времён символической фигурой, Ле-Монье обратился за справкой к популярному тогда во Франции сочинению о птицах. Он не знал, что в него не были включены дронты, и, увидев в списке птиц название «отшельник», добросовестно перерисовал названное так живот­ное. И всё перепутал, конечно: вместо внуши­тельного додо новое созвездие на карте неба увенчал своей малопредставительной фигурой синий каменный дрозд, видовое название кото­рого по-латыни тоже означает «отшельник».

И тут дронтам не повезло. Серия роковых неудач отметила последнюю страницу их исто­рии таким курьёзным финалом.

Гуси, утки, лебеди. Даже поверхностный на­блюдатель заметит у них черты определённо­го «семейного» сходства. Птиц этого отряда на­зывают гусеобразными, или пластинчатоклю­выми: по внутренним краям клюва почти у всех — мелкие пластинки, своего рода цедилки или сито. Их структура и даже назначение не­одинаковы. У лебедей и уток — фильтрование разной придонной смеси, набранной в клюв. У гусей пластинки более твёрдые: ими щиплют траву. У крохалей они похожи на роговые зубы: прочно держат в клюве скользкую рыбу. Пища, как мы видим, у гусеобразных различная. При­чём особенно не посчастливилось «вегетариан­цам»: в природе их в массовом порядке истреб­ляет человек из-за вкусного мяса. Тем же, кто предпочитает питаться улитками и рыбой (на­пример, пеганкам), повезло чуть больше: мясо у них имеет неприятный для человека привкус.

ГУСИ. Рассказ о пластинчатоклювых пти­цах начнём с гусей, и вот с какого утверждения: гусь — примерный семьянин. Союз его с гусыней очень прочен, и нередко эти умнейшие птицы хранят верность друг другу всю жизнь. Даже когда гусыня погибает, гусь долго или навсегда остаётся «вдовцом».

Гусиные семьи очень дружные: весь год, с весны до весны, подросшие гусята не покидают своих неразлучных родителей. Вместе кочуют по тундрам и степям, вместе улетают в жаркие страны. Не расстаются и там.

Нелегко поэтому молодому гусю, решившему обзавестись собственной женой, «умыкнуть» у строгих родителей выбранную им невесту. Он должен, покинув свою семью, идти в чужую. Но отец невесты гонит его прочь и бьёт. Остерегаясь трёпки, ухаживать юнец начинает издалека. Сначала высмотрит в какой-нибудь гусиной се­мье молодую гусыню себе по сердцу. Потом, не забывая о её сердитом папаше, долго плавает поблизости, принимая гордые позы. Показывает себя храбрецом: нападает на всяких обитателей озера, отгоняет их подальше, защищает недося­гаемую пока невесту, хотя враги, от которых он её оберегает, ни для неё, ни вообще для кого бы то ни было не опасны. Ему просто надо показать себя удальцом, чтобы пленить избранницу, а главное — убедить её отца в своей надёжности как хорошего защитника семейства.

После каждой «победы» гусь гордо плывёт к суженой и триумфально гогочет. Но если её отец погонится за ним, «герой» поспешно удирает.

Бывает, что гусь долго добивается взаимно­сти. Но как только, услышав его победный клич, зазноба в перьях ответит чарующим (на гуси-

ный, конечно, слух) гоготом, он помолвлен. Молодая гусыня покидает свою семью, и теперь они всюду вместе. Даже когда она насиживает, он поблизости, обороняет её от врагов, которых может одолеть. Потом вместе водят гусят всё лето и зиму до будущей весны.

Опыты этологов (учёных, изучающих поведение животных) в последние десятилетия показали, что у новорождённых гусят есть закреплённая в наследственности своего рода схема узнавания своих родителей.

Гусёнок считает матерью первый появившийся над ним пред­мет. В природе это обычно гусыня. У гусёнка, которого вывели в инкубаторе, — человек, первым появившийся перед ним; но и любой движущийся предмет, если человек не пришёл вовремя.

Как только вы позовёте гусёнка, склонившись над ним, он начнёт кланяться и приветствовать вас в унаследованной гусиной манере. Тем самым он удостоверяет, что вы признаны его ма­терью. И после произнесённого им приветствия ничто не помо­жет, если вы отнесёте его к гусыне: он её просто не признает. Она — чужая по его птичьим понятиям.

И теперь гусёнок днём и ночью будет ходить за вами и пищать приятно и нежно: «ви-ви-ви». Это уведомляющий сигнал, кото­рый можно приблизительно «перевести» так: «Я здесь, а ты где?» И ждёт, такой уж у него инстинкт, что вы ответите ему, как гусыня: «ганг-ганг-ганг», то есть: «Я тут, не волнуйся!»

Если не ответите, гусёнок начнёт пищать: «фип-фип». Это крик беспомощности и одиночества. И будет пищать, пока его не найдёт мать или пока он не погибнет, потому что прокормиться может и сам, но без её тепла и защиты долго не проживёт. Поэтому, повинуясь инстинкту, гусёнок все силы отдаёт писку «фип-фип».

Ответите ему «ганг-ганг», и гусёнок тотчас, обрадованный, прибежит приветствовать вас.

Гусёнок, днём и ночью требующий своим «фип-фипом» подт­верждения, что вы тут, — трудный ребёнок. Но утёнок для человека, решившего заменить ему мать, — дитя гораздо более трудное. По его врождённым понятиям выходит, что мать, во-первых, бегает вперевалочку, причём двигаться должны главным образом ноги. Во-вторых, она отзывается на утиный манер.

Как только откроете дверку инкубатора, утята в панике ки­нутся от вас. Но убегают они и от чучела утки. Человек, чтобы привлечь их, должен встать на четвереньки и закричать, как крякает утка: «Квег-гегегег». Если будете так кричать, поленив­шись встать на четвереньки, утята оповестят окрестности писком о своём одиночестве и не пойдут за вами. В их сознании просто не укладывается, что мать может быть высокой, как человек, — от предков они унаследовали совсем другое представление о ней. Поэтому надо крякать, передвигаясь на четвереньках.

Пришлось, как видите, забежать вперёд и рассказать об утён­ке, раз уж речь зашла об исследованиях этологов. Сделав это отступление, продолжим описание гусей.

Серому гусю человечество премного обязано: домашние гуси произошли от него. Дикие их предки гнездятся кое-где в Европе, а в Азии — от Урала до Дальнего Востока. От всех прочих гусей отличает их розоватый клюв.

У дальневосточного сухоноса. который тоже внёс генетический вклад в создание некоторых пород домашних гусей, клюв чёрный и заметно длиннее, чем у всех других гусей. Знак отличия гуменника (он гнездится на севере Европы и в Сибири) — оран­жевая «перевязь» на чёрном клюве. У белолобого гуся (север Старого Света и Америки) — белое пятно на лбу. Упискульки (север Евразии) — оно больше заходит на темя. У горного гуся —

ГУСИ, ЛЕБЕДИ И ЧЕЛОВЕК

Серый гусь стал первой птицей, одо­машненной человеком. Произошло это в Средиземноморье около 20 тыс. лет назад. Египтянин, обжаривающий гуся на вертеле, а также другие стадии разделки этой птицы изображе­ны на фресках внутри египетских пирамид.

Гуси, как известно, «спасли Рим». Произошло это, согласно преданию, сле­дующим образом. В ночной тьме враже­ское войско галлов взбиралось на крепостные стены на Капитолийском холме. Молчали собаки, ничего не за­метила стража, и только гуси, почуяв врага, разбудили своим тревожным го­готом римских воинов. Дело в том, что гуси — птицы очень осторожные, и отдыхающая стая всегда выставля­ет несколько недремлющих «часовых» на случай опасности. С тех пор в Риме гуси пользовались особым почётом. Лю­бопытно, что и теперь кое-где «сторо­жевые гуси» используются для предотвращения ограблений. Например, владелец одного крупного английского винного склада поселил в его поме­щении несколько десятков гусей. По его мнению, гуси имеют хотя бы то преимущество перед собаками, что регулярно несут яйца.

Необычайно много легенд, мифов, сказок сложено различными народами о лебедях. На лебеде восседает высшее индуистское божество Брахма; лебедей запрягал в свою колесницу древне­греческий бог Аполлон. Не стеснялся превращаться в лебедя и сам Зевс-гро­мовержец, чтобы соединиться в этом образе с красавицей Ледой. Плодом их союза стало рождённое Ледой яйцо, из которого вышла прекрасная Елена. В греческом городе Спарте в древности в одном из храмов даже показывали скор­лупу этого яйца. И вправду, скорлупа была громадная, впору для младенца. Благочестивые греки, глядя на священ­ную реликвию, вряд ли догадывались о том, что яйцо-то. страусиное!

А бурятская легенда рассказывает, что как-то охотник увидел трёх лебе­дей, скинувших перья и купавшихся в озере в облике трёх девушек. Он схватил одну из птичьих шкурок и взял себе девушку-лебедя в жёны. Но, сос­тарившись, жена охотника попросила у него птичье одеяние, обернулась лебе­дем и улетела через дымовую трубу. Охотник попытался удержать её за лапки вымазанными в саже руками: с тех пор лапки у лебедей чёрного цвета.

Люди говорят, что живёт ле­бедь необычайно долго — 300 лет, а умирая, поёт свою прекрасную «лебединую песню». И то и другое, к сожалению, — только легенда. Звуки, которые издают большинство лебедей, — шипение, взлаивание — для челове­ческого уха не особенно приятны. И живут лебеди всего только око­ло 40 лет. Но по птичьим меркам это очень немало.

А век домашнего гуся — около 25 лет. Один гусь-долгожитель прожил в Англии без четырёх меся­цев полвека!

голова белая, с двумя тёмными поперечными полосками на затылке, а родина его — горы Центральной Азии. Наконец, белый гусь — бе­лоснежен, как снега его родины, только концы крыльев чёрные. А родина его в России — остров Врангеля; в Америке — крайний север Аляски и Канады. Когда-то он обитал на гораздо большей территории, но хищническая охота сократила его численность.

Казарки похожи на остальных гусей, но по­меньше. Впрочем, представители некоторых подвидов канадской казарки ростом с доброго гуся и даже лебедя. Все эти птицы гнездятся на севере Старого и Нового Света, кроме одной из разновидностей казарок —гавайской. Ареал её в масштабах Земли — микроскопический: ка­менистые поля с небольшими зелёными лужай­ками на склонах гавайских вулканов.

До прихода европейцев на Гавайских остро­вах гнездилось не менее двадцати пяти тысяч этих маленьких гусей. Потом началось массовое истребление гавайских казарок. В результате к 1947 г. на Гавайских островах и во всём мире осталось только пятьдесят этих редкостных птиц.

Тут разные люди и организации занялись спасением гавайских казарок. Большую роль в восстановлении их численности сыграл орнито­лог и художник Питер Скотт. Он основал луч­ший в мире питомник водоплавающей птицы в Англии. В 1950 г. в этот питомник были достав­лены две гавайские казарки, вскоре к ним при­везли и самца. Все трое бесплодием не страдали: в 1963 г. в питомнике жило уже двести тридцать их потомков. Пятьдесят из них выпустили на волю на Гавайских островах. В конце того же десятилетия во всём мире жило уже больше пятисот гавайских казарок.

ЛЕБЕДИ. Лебедь, как известно, бел, как утренний снег. Но такой он лишь в странах северных. Если отсюда направимся к югу, то увидим — странное дело! — у тамошних лебедей заметно прибывает черноты. У лебедя, плаваю­щего по рекам и озёрам Южной Америки, от юга Бразилии до Огненной Земли, голова и шея чёрные. А тот, что живёт через два океана к востоку, в Австралии, и вовсе чёрный как ночь, лишь концы крыльев белые и кончик клюва белёсый.

Самый красивый из лебедей, обитающих на территории бывшего СССР, — герой многих ле­генд, перевоплощённый сказочный принц — ле­бедь-шипун. Громким звонким криком, как ле­бедей Севера, природа его не наделила, но ук­расила воистину лебединой шеей. Она у него изящно изогнута в форме латинской буквы «S». Токуя или возбуждаясь, лебедь немного вздыма­ет крылья над собой, и они белоснежными пару­сами вздуваются по бортам живой ладьи. Супру­жеская чета лебедей порой нежно переплетает шеи. А зачем лебедю такая длинная шея (иногда длиннее туловища)? Благодаря ей он добывает себе пропитание со дна водоёма. У шипуна клюв перед лбом вздут основательной шишкой, цвет её чёрный. Сам же клюв красный.

Другие лебеди, обитающие на территории бывшего СССР (а их ещё два: кликун ималый, или полярный), на клювах шишек не носят. Клюв у них в основании жёлтый, на конце

чёрный. Оба шеи известной нам латинской бук­вой не изгибают, а держат её прямо, вытянув вверх.

Малый лебедь гнездится в тундрах. Кликун, благозвучный и громкий крик которого звучит трубно «ганг-го», — южнее, в лесотундрах и по берегам глухих таёжных озёр от Исландии, Скандинавии к юго-востоку до Алтая и дальше по всей Сибири.

У шипуна ареал разорванный, небольшими пятнами разбросан по Европе и Азии. Гнездятся шипуны в зарослях тростников, гнездо тоже из тростника устраивают, в нём лежит немного пуха, а поверх него — с полдюжины голубоватых крупных яиц. Насиживает их только самка при­мерно полтора месяца. Кормятся эти лебеди главным образом водными растениями, разнооб­разя свой рацион также мелкими беспозвоноч­ными животными.

Кликун — ещё более осторожный лебедь, чем шипун; таится в густых камышах и тростниках по берегам глухих озёр, часто на островах пос­реди водной глади. Гнездо обычно строит из мха, травы и других растений. Насиживает тоже только самка.

У малого лебедя, как пишет профессор В.Е. Флинт, «гнездо располагается на сухом воз­вышении, на кочке, часто у озера или на остров­ке среди воды, построено из мха и осок, выстлано пухом и перьями». У него, как и у всех лебедей, кроме упомянутого выше австралийского чёрно­го лебедя, насиживает только самка.

Созревают лебеди медленно — лишь в четыре-пять лет способны размножаться, но зато выра­стают крупными птицами: весят до 14 кг, а некоторые будто бы даже до 22 кг.

УТКИ. Утки разбиваются на пары рано, задолго до весны, ещё осенью на зимовках, где-нибудь на юге Европы или на севере Африки. Там они собираются из разных стран Европы (азиатские зимуют в Южной Азии). А весной селезни летят за самками туда, откуда те родом. И бывает так, что селезень, родившийся в Анг­лии, переселяется за «финской» уткой в Фин­ляндию или за «русской» в Подмосковье.

Селезень, выбрав место для гнезда и прогнав чужих уток, считает свой долг выполненным. Больше о детях он не думает и все заботы о них перекладывает на утку. Но селезни широконо­сок, огарей исинекрылых чирков остаются у гнезда до тех пор, пока не выведутся птенцы.А упеганок даже вместе с самками водят утят — повадка прямо гусиная!

Кряквы, шилохвости, свиязи, огари, чирки, турпаны, крохали. Их много, очень много: до 115 видов уток по всему свету. Больше трети из них гнездятся на территории бывшего Советско­го Союза или залетают в его пределы. Даже упомянуть всех не хватит тут места. Поэтому ограничимся немногими.

ХОЗЯЕВА ДВУХ СТИХИЙ

Большинство гусеобразных прек­расно плавают и ныряют в глубину на несколько метров. Под водой они могут пробыть 3—4 минуты.

Но помимо этого утки, гуси и гаги — отличные летуны. Их скорость в горизонтальном полёте среди птиц наивысшая: более 100 км/ч.

Кряква некоторым образом подобна серому гусю: от неё домашние утки произошли. Ареал у кряквы обширный: Новый и Старый Свет к северу от Мексики, Сирии, Индии.

Селезни-кряквы, как только их самки начнут насиживать яйца, обычно собираются стаями и улетают линять в места, отдалённые от гнёзд. Во время линьки, потеряв все полётные перья, они, как и большинство гусеобразных, — лёгкая до­быча. Самки линяют позднее селезней, когда выводки заметно подрастут. Кряковые утки сот­нями тысяч истреблялись людьми ради их мяса. Но когда кряквы остаются в городах на зиму, между человеком и этими птицами может воз­никнуть доверие. Почти как домашние птицы, кряквы охотно берут у людей пищу, выхватывая её порой прямо из рук. В Москве, например, ежегодно остаётся зимовать несколько тысяч уток.

Серая утка похожа на крякву, но «зеркальце» (цветная полоса) на её крыле белое, а у кряк­вы — синее. Обитает в Европе и Азии до При­амурья на востоке, а также в Северной Америке. Гнёзда устраивает по берегам озёр, стариц и других обычно непроточных водоёмов лесостеп­ной и степной зон, нередко пустынь, реже — лесов. «Обязательное условие — богатая водная растительность», — уточняет профессор Флинт.

У селезня свиязи голова, шея и грудь окраше­ны в рыжие и охристые тона. Спина струйчато-серая, низ тела белый. Красивая утка, летает быстро и ловко, при взмахах крыльев раздаётся

характерный свист. Ареал — север Европы и Азии.

У шилохвости очень приметный знак отли­чия — вытянутый тонкий хвост, похожий на большое шило. Когда летит, словно оглядываясь, изгибает шилохвость шею то в одну, то в другую сторону и почти постоянно громко кричит. Жи­вёт на севере Старого и Нового Света.

У широконоски ареал почти такой же, как у шилохвости, и тоже имеется чёткая примета: клюв на конце расширен небольшой лопаточкой.

Чирками называют самых маленьких уток, обитающих в России. Вес их иногда — всего 400 г (в 30—40 раз легче лебедя).Трескунок исвистунок — обычные российские чирки. Оба гнездятся в Европе и Азии, к югу примерно до Ирана; свистунок, кроме того, также и в Север­ной Америке. Очень красивыйчирок-клоктун обитает в тундрах, лесотундрах и в тайге Восточ­ной Сибири к югу до Байкала. Там же, но только по берегам морей, а западнее — на Новой Земле и в прибрежных районах Кольского полуострова и Карелии гнездятсяобыкновенные гаги, зна­менитые своим изумительным пухом.

Зима ещё — январь, февраль, а гаги уже тронулись в путь. Плывут всё севернее, продви­гаясь туда, где день успел отвоевать у полярной ночи лишний светлый час. Гаги, зимовавшие у Мурманска и Северной Норвегии, к апрелю доби­раются (вплавь!) до Белого моря и Новой Земли.

В первые дни, прибыв на родину, гаги на

берег не выходят, всё время в воде. Плавают на гребнях волн у самого прибоя или дружными парами удаляются от берега, выплывая на морской простор. Ныряют тоже вместе: впереди сам­ка, селезень за ней. На пять, десять, даже на двадцать метров погружаются они — до самого дна. Там, схватив моллюска, червя или рака, быстро выскакивают на поверхность. Едят и морских ежей, морских звёзд и других беспозво­ночных.

Но вот гаги вышли на берег, пора строить гнёзда. Утка роет ямку глубиной сантиметров десять, устилает её травинками и листьями. По­сидела немного — и зеленоватое яичко в ямке! Пуха ещё в гнезде нет. Уходя кормиться, при­крывает утка яйцо пока только увядшей зе­ленью. Как четвёртое яйцо появится, будет и пух. Утка щиплет его у себя на брюхе. Скоро пуха в гнезде столько, что яйца тонут в нём, в каждом гнезде — до 20 г чистого пуха.

«Пух обладает исключительной лёгкостью и малой теплопроводностью, пользуется заслужен­ной славой лучшего в мире естественного утеп­лителя», — пишет профессор А.В. Михеев.

Посидев около месяца на утонувших в пуху яйцах, почти не покидая их, чтобы поесть и попить, мать-гага слышит первый писк из-под разбитой скорлупы. Селезень не услышит: как только его подруга уселась насиживать, он в компании других селезней уплыл в море.

Утята обсохнут и уже ловят комаров, зелень разную клюют. На вторые или третьи сутки после их рождения мать ведёт детей к воде. Через два месяца, подросших, бросает, посвящая всё время теперь только себе.

Кроме обыкновенной гаги, о которой шла речь, ещё три вида гаг гнездятся на побережьях северных морей Нового и Старого Света: гребенушка ,очковая ималая, или сибирская, гага.

«КАК С ГУСЯ ВОДА»

В этом выражении, употребляе­мом обычно в переносном смыс­ле, отмечается хорошо известное явление: перья гусеобразных в воде не намокают, вода скатывается с них, оставляя их сухими. Объяс­нение секрета простое: птица пос­тоянно смазывает перья особым жировым выделением копчиковой же­лезы.

ДНЕВНЫЕ ХИЩНЫЕ ПТИЦЫ

Хищная птица наделена особым «вооружени­ем» — её узнают все. Это изогнутый острым крюком клюв, рвущий добычу на куски, и когти, в мёртвой хватке пронзающие жертву, — оружие явно наступательного типа, которое эти птицы

успешно применяют в разбойничьих налётах. Впрочем, не все они сохранили в ходе эволюции пристрастие к охоте на живую добычу, о чём рассказано ниже.

В 1962—1963 гг. на страницах журнала «Охо-

та и охотничье хозяйство» шла дискуссия, значение которой в полной мере будет оценено только потомками. Скажем лишь, что если в 1962 г. в СССР было отстреляно 150 тыс. хищных птиц и отстрел проводился при всемерном поощрении охотничьих органи­заций, то в 1964 г. было принято постановление, почти полностью прекратившее кампанию против пернатых хищников.

Всё началось со статьи профессора Г.П. Дементьева «Нужно ли истреблять хищных птиц?». Профессор писал, что во многих стра­нах мира пернатые хищники охраняются законом. В Англии, например, с 1954 г. запрещено убивать хищных птиц и разорять их гнёзда. Живых соколов и ястребов для «соколиной охоты», которая давно уже стала модной на Западе и у нас, разрешается ловить лишь по особым лицензиям.

И во времена античности, и в средние века люди любили и берегли хищных птиц. В Англии и Дании, например, человек, убивший сокола, попадал в руки палача. Но потом хищных птиц объявили вредными, стали безжалостно истреблять. Принесло ли это пользу?

Нет, только вред! Люди хотели сберечь дичь и приумножить её численность, уничтожая её природных врагов, но дичи не прибави­лось, даже стало меньше. Первым заметил это норвежец Август Бринкман. С начала нашего века норвежцы беспощадно истребляли в своих лесах хищных птиц — хотели, чтобы стало больше белых куропаток. Но куропаток с каждым годом становилось всё меньше. В 1927 г. Бринкман доказал, что куропатки гибли от болезней (главным образом от кокцидиоза — поражения кишечника парази­тами). Хищные птицы нападают обычно не на ближайшую к ним птицу, а на больную, которая летит не так, как другие. Почему? Да потому, что больных добыть легче! Уничтожая в большом количестве больных куропаток, хищные птицы выполняли в лесах роль санита­ров, а значит, приносили пользу и куропаткам, и людям, которые заботились об их благополучии.

Существует множество примеров того, как в разных странах вот так же истребляли хищных птиц, а количество дичи, вопреки ожиданиям, всё уменьшалось и уменьшалось. Много можно было бы рассказать об этом, но, пожалуй, не стоит, потому что всё уже ясно.

Самое крупное семейство в отряде дневных хищных птиц — ястребиные. Сюда относится более 200 из 270 видов хищных: все, кроме скоп, соколиных, секретарей и американских грифов (этих птиц выделяют в особые семейства). Расскажем теперь об основных группах хищных птиц.

ГРИФЫ И АМЕРИКАНСКИЕ ГРИФЫ. Некоторые хищные пти­цы в ходе эволюции отвыкли от лихих атак на дичь. Предпочли мертвечину, стали падальщиками. Склонность, конечно, непривле­кательная, но роль птиц-трупоедов (можно назвать их и более уважительно — санитарами) в природе очень велика.

Грифы Старого и Нового Света — конкуренты гиен. Натуралист Бернгард Гржимек писал об этом: «Поедая падаль, грифы вступают в конкурентную борьбу с четвероногими, в первую очередь с пятнис­тыми гиенами — весьма сильными и агрессивными животными, которые отгоняют грифов, пока сами не насытятся. И грифам надо прилетать к добыче раньше, чем до неё доберутся гиены. Однако гиены сами часто ориентируются по грифам, пикирующим с неба на землю. Завидя это, гиены тотчас пускаются галопом туда, где опустились грифы». Передвигаясь более быстрым путём, чем сухо­путный, — по воздуху, грифы опережают гиен часто всего на несколько минут. За эти несколько минут им надо успеть заглотать достаточное количество пищи. Порой грифы так наедаются, что при внезапном появлении врага им приходится отрыгивать проглочен­ное, чтобы быстро уменьшить свой вес и взлететь.

Поскольку разыскать в природе тела погибших крупных живот-

Хищные птицы приносят нема­лую пользу природе и человеку. Главная их заслуга — в том, что они уничтожают слабых и больных животных, оздоровляя популяции своих жертв. Хищник всегда пред­почитает атаковать чем-то выде­ляющуюся особь, его привлекает всё необычное, не только особен­ности поведения, но и окраска. В ходе одного исследования учёные вы­яснили, что ястреб-тетеревятник предпочитает охотиться на птиц необычной окраски: в местностях, где преобладали сизые голуби, он выискивал белых, и наоборот. А ка­кая особь чаще всего выделяется своим поведением среди других? Больная или раненая. Хищники уничтожают подранков, исправляя огрехи неумелых охотников.

В Забайкалье учёные провели исследование, пытаясь обнаружить возбудителя чумы (см. ст. «Бак­терии») у сурков. Поймали более 20 тыс. грызунов — безрезультат­но. Однако, изучив останки менее чем 200 сурков у гнёзд пернатых хищников, в трёх случаях обна­ружили-таки возбудителя чумы!

ных не так-то просто, грифы высматривают их с огромной высоты, облетая обширные террито­рии. Парят часами в поднебесье (но стервятников это не касается), выше любых других птиц. Одно из столкновений грифа с самолётом произошло на высоте более 11 километров! Но обычно грифы не залетают выше 6 км. Естественно, и зрение у грифов превосходное. У американских грифов, впрочем, иной метод поиска. Многие из птиц этого семейства, если не все, наделены редким у птиц даром — хорошим обонянием.

Королевский гриф — большая, красиво и пёстро окрашенная птица. Гнездятся эти грифы в дуплах деревьев тропических лесов от Мексики до Уругвая. В сумраке и непролазной чаще джунглей трудно увидеть с дерева труп даже большого животного. Но запах выдаёт падаль, королевский гриф его чует и летит кормиться.

Андский кондор обитает в горах и на всём западном побережье Южной Америки. Это — самая тяжёлая хищная птица (вес её — до 11 кг, а изредка — все 14). Андский кондор — это тот всем известный похититель, который в романе Жюля Верна «Дети капитана Гранта» унёс в когтях Роберта (нужно ли говорить, что на самом деле такая ноша ему не по силам?).

У самцов кондоров на голове гребень, а вокруг шеи — нечто вроде белого «воротника». Живёт кондор высоко в горах (до 7 тыс. м над уровнем моря) и у самого моря, где подбирает дохлых рыб, клюёт туши мёртвых тюленей, ворует яйца и птенцов у буревестников и бакланов. Гнездит­ся кондор в скалах. Обычно два яйца лежат на рыхлой подстилке из веток, а то и просто на голом камне. В неволе кондоры доживали до завидного возраста — 77 лет! Так что это одна из наиболее долгоживущих птиц.

В Лос-Анджелесе (Калифорния, США) в био­логическом музее находится найденный в Арген­тине скелет вымершей около 6 млн. лет назад гигантской птицы — родственника южноамериканского кондора. Учёные окрестили его «ар­гентинской величественной птицей». Размах его крыльев — 7 м 60 см. Это одно из самых боль­ших созданий, поднимавшихся когда-либо в воздух над нашей планетой.

Другой кондор (но не вымерший, а пока ещё живущий) — калифорнийский. Он чёрного цве­та, «воротник» вокруг шеи — тоже чёрный, а не белый, и гребня на голове нет (в отличие от андского кондора). Прежде калифорнийский кондор обитал почти по всей Северной Америке. Но птиц этих истребляли, гибли они и от ядов, которые скотоводы подсыпали к трупам коров и овец, предназначенным для волков и койотов. В 1960 г. их осталось в Калифорнии всего 60, и птицы продолжали гибнуть. В 80-е гг. было ре­шено отловить всех диких кондоров и поселить их в заповедниках и зоопарках. Последний был пойман в 1987 г. (всего их оказалось 27). Размно­жаются кондоры всего раз в два года. В кладке обычно — одно яйцо, редко два. Птенца кормят 6 месяцев, да потом ещё больше года взрослые птицы охраняют и подкармливают его. Птенец растёт очень медленно, вполне взрослым ста­новится лишь в 6 лет. Так что, как видите, перспективы восстановления популяции кондо­ров не слишком обнадёживающие.

Из Америки перенесёмся в Старый Свет: здесь обитает 16 видов грифов. У них голые или чуть покрытые пухом голова и шея, «воротник» на шее тоже обычно пуховой, клюв массивный (только у стервятников клюв длинный и тон­кий). Мощный клюв нужен, чтобы рвать круп­ную падаль, отсутствие оперения на голове и шее — чтобы не очень пачкаться в пожираемых внутренностях. «Воротник» снизу на шее тоже необходим в целях гигиены. Он задерживает кровь, стекающую вниз по шее, и тем самым предохраняет от загрязнения остальное опере­ние.

Но всё-таки перья пачкаются, поэтому грифы любят купаться. Они чистоплотны. Хотя падаль едят нередко уже настолько гнилую, что всякое другое животное, даже гиена, поев её, издохло бы. В их желудочном соке содержатся вещества, нейтрализующие трупный яд. А чтобы очистить перья от всякого рода бактерий, в ультрафиоле­товых лучах солнца, убивающих микробов, дез­инфицируют грифы своё оперение, взъерошив его и раскинув крылья. То один бок, то другой подставляют лучам дневного светила. Особая «командная» поза побуждает всех птиц в стае принимать такие солнечные ванны. Стоит лишь одному грифу, распушась, приподнять крылья, как тотчас же и другие следуют этой видимой глазу команде: «Всем дезинфицироваться!»

Эти птицы ищут добычу не с помощью обо­няния, как их американские родичи. Парят они на большой высоте, едва различимые с земли как чёрные точки, а замечают всё: кто на земле уже умер, кто умирает. Камнем падают с подоблач-

ных высот. Если животное умирает, его не доби­вают, а рассаживаются вокруг и терпеливо ждут его смерти. Для такой «охоты» нужны открытые пространства с хорошим обзором сверху — пло­скогорья, степи. Там грифы и собирают свою страшную дань.

Чёрные грифы (парами — самец и самка) строят на деревьях свои огромные — до центнера весом — гнёзда. Там, где деревьев нет, они обыч­но не гнездятся. Когда леса на севере Африки сильно поредели, чёрные грифы стали вымирать в этих местах, и, по-видимому, теперь их уже там нет. Но удивительно, что на востоке, в пустыне Гоби, чёрные грифы приспособились гнездиться и на скалах. Человека они боятся, но всякого зверя и птицу смело гонят от падали, даже волков и орлов.

Сипы поменьше грифов и светлее окрашены: оперение светло-бурое; голова, шея, «воротник» — белые. Гнездятся на скалах группами, образуя своего рода колонии. Размах крыльев памирскогоснежного сипа иногда превышает 3 м.

В Индии и Африке живут ушастые грифы. Почему их назвали ушастыми? У них уховидные красные «серьги» по обеим сторонам голой шеи. Они не так грузны и тяжелы, как чёрные грифы.

Интересное наблюдение сделали голландские учёные Джейн ван Ловик-Гудолл и Гуго ван Ловик: «Когда степной пожар согнал страусов с гнёзд, яйца их не были повреждены. Ушастые и белоголовые грифы пытались взломать их силь­ными ударами клювов, но безуспешно.

Затем прилетели два стервятника. Сначала и они попробовали проломить клювами скорлупу яиц. Когда ничего из этого не получилось, оты­скали камни весом по 100—300 г, взяли их в клювы. Вытянувшись вертикально, подняв го­ловы с зажатыми в клювах камнями, бросали потом их прямо на яйца, лежащие у ног. После 4—12 ударов скорлупа разбилась, и началось пиршество». Чтобы разбить яйцо, птицы порой несли камень за 50 метров.

Исследователи предлагали после этого стер­вятникам разнообразные яйца — настоящие и гипсовые — и наблюдали за их реакцией. Птицы старались расколотить камнями любой предмет яйцевидной формы, даже если он был огромного размера или окрашен в необычные цвета — зелёный или красный. А вот на белый куб они совершенно не обращали внимания. Учёные вы­яснили, кроме того, что молодые стервятники ещё не умеют разбивать яйца и учатся этому у старших птиц.

На Земле обитают два вида стервятников: бурый — в Африке и обыкновенный — тоже в Африке, а кроме того, на юге Европы, в Средней и Южной Азии.

Одна из птиц подсемейства грифов сильно отклонилась в своих пищевых пристрастиях от остальных — это африканский пальмовый гриф. Он, можно сказать, вегетарианец по сравнению с другими грифами. Питается он в основном плодами некоторых пальм: взяв плод в когти, сдирает клювом скорлупу, ядра ест и птенцов ими кормит. Он и гнездится обычно на пальмах. Эта красивая чёр­но-бурая птица обитает в лесах Африки, обычно у рек и морских берегов, где также ловит живых и собирает мёртвых рыб, раков и моллюсков.

Бородач-ягнятник ест немало всякой падали. Особенно любит кости: глотает целиком даже коровьи позвонки! Из черепов и трубчатых кос­тей он извлекает мозг, разбивая их о камни. Кое-где, например в Греции, одним из предметов его охотничьих вожделений становятся черепа­хи. Когда вскрыть панцирь большой черепахи не удаётся, птица поднимается с ней в воздух и бросает с высоты на камни: панцирь о них и разбивается. Есть легенда о том, что древнегре­ческому поэту Эсхилу была предсказана смерть в определённый день от упавшего с высоты пред­мета. Он отправился в этот день в такое место, где не было ничего выше человеческого роста. Но и там ему пробила голову брошенная бородачом с высоты черепаха. Лысую голову поэта птица приняла за камень.

Бородач-ягнятник ворует у зазевавшихся пастухов малых ягнят. На опасных горных тро­пах он ударами крыльев толкает в пропасть овец, коз, серн, собак (и даже будто бы детей и взрослых людей, что едва ли бывает на самом деле). Орнитолог Владимир Галушин писал об этом: «Бородачи очень любознательны и порой подлетают к человеку без всяких агрессивных намерений, видимо просто желая рассмотреть его получше. Впрочем, впечатления охотника где-нибудь на горной круче, когда к нему со свистом несётся эдакий двухметровый «любо­пытный», тоже понять совсем нетрудно».

За что назвали эту птицу из племени грифов ягнятником, теперь нам ясно. Под клювом у него пучок перьев, словно короткая остроконечная бородка, — отсюда и «бородач».

Высоко в горах гнездятся бородачи: в нишах скал, в пещерах. Гнездо складывают из веток. Чтобы было в нём тепло и мягко, выстлано оно травой и овечьей шерстью. Самка откладывает два яйца, но обычно вырастает только один птенец — второй погибает.

В Южной Европе (Пиренеи, Балканы) борода­чей осталось мало: не более 150 птиц. В Южной Африке — тоже. В Восточной Африке их ещё достаточно много: около 12 тыс. Много их сох­ранилось также на Кавказе и в Средней Азии.

СЕКРЕТАРЬ. Секретарь — птица особен­ная: когда он с достоинством вышагивает на длинных ногах по саванне, то похож на короткоклювого журавля. На голове у него хохол из чёрных перьев, которые, если птица спокойна, сложены узким пучком. За хохол его секретарём и назвали: в прежние времена у конторских

Скопа, несущая пойманную щуку.

СКОПА В ШОТЛАНДИИ

С 1958 г. в Шотландии начала гнездиться скопа — единственная пара этих птиц на всей территории Великобритании. Гнездовье было не только взято под тща­тельнейшую охрану, но и, кроме того, был оборудован специальный наблюдательный пункт, откуда более 25 тыс. человек в течение 8 лет любовались жизнью редкостного хищника.

служащих была манера закладывать за ухо гу­синое перо, чтобы оно всегда было под рукой, когда потребуется писать.

Секретари ходят обычно парами невдалеке друг от друга. В траве и в кустах ищут саранчу, жуков, ящериц и мелких грызунов. Но змеи. Змеи для секретарей — добыча самая желанная. Увидит змею секретарь — быстро бежит к ней, бьёт лапами. Удар силён, но и змея живуча, раз десять ударит её секретарь, прежде чем убьёт. Если змея попытается перейти в контратаку, птица ловко подставляет её ядовитым зубам маховые перья.

Летает секретарь без особой охоты, только когда его к этому вынудят или чтобы поспать на деревьях. Гнёзда секретари устраивают обычно на высоких колючих кустарниках. Велики они — до 2 м в поперечнике, но так хорошо укрыты гущей ветвей, что и незаметны.

Живут они только в саваннах и степях Афри­ки, к югу от Сахары. 20 млн. лет назад водились секретари и на юге Франции.

СКОПА. Скопа, или рыболов, любой пище предпочла рыбу. На всех континентах, кроме Антарктиды, гнездятся или зимуют скопы.

Гнёзда скоп легко узнать: они строят их не в развилках ветвей, а гордо увенчивают ими вер­шины крупных деревьев (иногда даже телеграф­ных столбов и опор линий электропередач, к большому неудовольствию тех, кто обслуживает эти линии). Используют скопы эти гнёзда де­сятилетиями. Птенцы, уже подросшие, месяца два сидят в гнёздах. Потом под руководством взрослых учатся ловить рыбу. Через неделю сами умело рыбачат.

Броски за рыбой с высоты у скопы виртуозны. Заметив с бреющего полёта рыбу, наполовину сложив крылья, далеко вперёд вытянув лапы, обычно под острым углом, но нередко и в отвес­ном пике стремительно падает скопа на добычу. Часто погружается в воду с головой и тут же взмывает вверх, унося рыбу в когтях. В воздухе тут же отряхнётся и летит на обрыв или на дерево — закусить. Потом пролетит над водой, окуная в неё ноги и голову, чтобы смыть рыбью слизь и чешую.

У скопы длинные когти, пальцы с нижней стороны усажены острыми бугорками (не вы­рвется скользкая рыба!). Скопа весит около 2 кг, а из воды таскает рыбу по 2—3 кг весом. Но обычно в её рационе преобладают рыбёшки весом 100—200 г, а дневная норма — около 400 г.

Добычу тяжелее 4 кг скопа уже поднять не может. И, случается, глубоко вонзив в неё когти, освободить их вовремя не успевает и тонет тогда, увлечённая на дно слишком тяжеловесной жерт­вой. Не раз ловили щук и карпов с мрачным «украшением» на спине — скелетом скопы, ко­торый жутким всадником восседал на рыбе. Есть такая фотография карпа. Он был невелик —

весил 4 кг — и всё-таки сумел утащить скопу в глубину.

Когда с рыбной ловлей не везёт, охотится скопа на мышей, лягушек, даже на маленьких крокодилов там, где пути их сходятся. Некото­рые орланы пиратствуют, атакуя в воздухе ско­пу, когда она удачно поохотилась. Приходится скопе бросать добычу, а грабитель ловко хватает её на лету и без стеснения уносит как свою законную дань.

СОКОЛИНЫЕ. Узкие крылья, быстрый по­лёт, частые взмахи крыльев, зубец на режущем крае надклювья — типичные черты птиц семей­ства соколиных. Гнездятся соколы на деревьях, на скалах, кое-где и на земле (сапсан, дербник, кобчик, пустельга); даже иногда в норах (обе пустельги — обыкновенная и степная).

Настоящий сокол (чаще его зовут калмыцким именем —сапсан) — мощногрудый, с хорошо заметными продолговатыми чёрными пятнами под глазами («усами»). Гнездится сапсан почти по всему миру, но всюду очень редко встречается. Размером он примерно с ворону. Упомянутые «усы» хорошо отличают его от других соколов — их нет больше ни у кого, кроме чеглока, но тот мельче и с рыжими «штанами» — перьями ног и подхвостья.

Сапсан почти всегда охотится только на летя­щих птиц: от ласточек до гусей. Бьёт когтями, пикируя с высоты, а тяжёлых птиц (тех же гусей) добивает уже на земле. Во время воздуш­ной атаки, падая на дичь под углом в 45 граду­сов, сапсан развивает невероятную скорость — до 350 километров в час! «При преследовании добычи он летит с такой быстротой, что слышен только свист и виден летящий по воздуху пред­мет, в котором нет никакой возможности разли­чить сокола», — писал Альфред Брэм. Природа наделила сапсана и великолепным зрением: го­лубя он замечает с расстояния восьми километ­ров! Единственная возможность для птицы спас­тись от преследования сапсана — подняться вы­ше него в небо. Так поступают хорошо летающие пернатые, например голуби.

Самый крупный из соколов — кречет, житель приполярных тундр и лесотундр. Вес его — до 2 кг, размах крыльев — почти до 1,5 м. Чаще всего кречеты убивают добычу только силою удара. Эти красивые соколы ценились прежде (да и теперь) как ловчие птицы, особенно белые кречеты, с немногими тёмными пестринами.

После самого крупного остановимся на самых мелких соколах — карликовых. Они так же быстрокрылы и отважны, как и большие их родичи — кречеты и сапсаны. Насекомые — их повседневная добыча. Но в стремительных ата­ках карликовые соколы нападают и бьют мелких птиц, например дроздов, которые иной раз и больше их самих. Карликовые соколы — самые крохотные хищные птицы на Земле: уместятся

на ладони! У одного из них — мути, жителя гималайских предгорий, — длина тела от головы до кончика хвоста не превышает 20 см. Профессор Г.П. Де­ментьев пишет: «Название «мути» значит «горсть». Объясняется это тем, что в Индии его использовали для охоты за перепёлками. Сокола держали в горсти и бросали на добычу».

Весна. Повсюду бурлит жизнь. Хищные пти­цы токуют, особым брачным полётом и криком заявляя о готовности соединиться в пары. Ещё не нашедший пару самецобыкновенной пус­тельги ритуальным полётом сверху вниз к како­му-нибудь выбранному им старому вороньему гнезду приглашает самку. Когда она прилетит, птицы вместе слегка подновят гнездо, принесут свежую подстилку и выведут в нём птенцов.

Пустельгу легко узнать по её манере охоты. Свою добычу — грызунов, крупных насекомых — пустельга ловит на земле, в степях, полях, лу­гах. Высматривает её, зависая в воздухе и час­то-часто взмахивая крыльями («трясясь»), слов­но подвешенная на невидимой нити. За это её в народе зовут «трясучкой». Заметив, например, полёвку, пустельга камнем падает вниз, у самой земли раскрывает крылья и хватает зверька.

Семейную жизнь соколов внимательно изучал зоолог и писатель Нико Тинберген. Сотни часов он внимательно наблюдал за соколами чегло­ками.

Чеглок очень похож на сапсана, только мень­ше; у него такие же хорошо заметные «усы». Он так же быстро и на лету добывает разных не­крупных птиц, даже быстрокрылых стрижей умудряется ловить.

Итак, вот на сосне в гнезде хрустнула под чеглочихой скорлупа яйца. Первый черногла­зый птенец, наряженный в белый пух, выбрался из обломков хрупкой колыбели. За первым дру­гие явились.

По закону природы, предписанному хищным птицам, мать всегда с птенцами. Отец охотится, добывая для них пищу. Он, упоённый удачей, кричит «кью-кью» далеко от гнезда — за кило­метр. Дремала чеглочиха, но, представьте, услы­шала. Полетела встречать. Они сблизились мет­рах в двухстах от гнезда. Когда он замедлил полёт, она в воздухе перевернулась спиной вниз и приняла добычу из его когтей в свои. Сначала самка ощипывает с убитого животного перья или шерсть, затем рвёт добычу на мелкие кусочки и раздаёт детям. Покормила всех птенцов, поела и сама, задремала. В среднем через каждые 77 минут следует трапеза за трапезой в семьях чеглоков.

Но вот черноглазые птенцы уже подросли. Деликатно поднесённых матерью кусочков мяса им мало. Хотят терзать добычу. Кидаются к матери, сбивая её с ног. Избегая этих «грубо­стей», она теперь просто бросает в гнездо то, что принесёт: пусть сами рвут.

Ещё месяц прошёл — выбрались птенцы из гнезда, расселись на сучках. Скоро стали летать, учились получать обед прямо в воздухе. К концу августа молодые чеглоки уже умело ловили стрекоз, потом — и птиц (излюбленная пища чеглоков — береговые ласточки). А в сентябре пора уже собираться в неблизкую дорогу — из умеренных широт на зимовку в Африку.

Если построить обитающих в России соколов, так ска­зать, «по росту», то впереди всех будет кречет, за ним балобан, сапсан, чеглок; далее — почти одинаковые по размерам обыкновенная пустельга,степная пустельга, дербник, кобчик.

Обитающий в Средиземноморье сокол алет второе своё название — «сокол Элеоноры» — получил в честь княгини Элеоноры д'Арбореа, которая в концеXIV в. управляла большей частью острова Сардиния. Она ввела гуманные по тем временам законы, в которых помимо дел чисто адми­нистративных предписывалось охранять ястребов и соко­лов.

Птенцов алеты выводят поздно, в августе, но не по беспечности, а сообразуясь с местными условиями: как раз когда над Средиземным морем потянутся к югу вереницы перелётных птиц, подрастут и птенцы алетов. В эту пору прокормить их будет легче: дичь в изобилии летит с севера. Навстречу ей вылетают рано поутру сотни самцов алетов и, выстроившись в небе развёрнутым фронтом, образуют жи­вую сеть шириной километра два, высотой с километр. В когтистых лапах этой «сети» гибнут птицы более чем 60 видов.

Остановимся ещё на некоторых заморских представите­лях семейства соколиных. В тропических дебрях Южной Америки живут лесные, или смеющиеся,соколы. Ловко проносятся они в гуще ветвей, прыгают по деревьям, точно обезьяны. То в полёте, то быстрым бегом по земле пресле­дуют змей, ящериц и разную другую живность. Ядовитой змее обязательно откусят голову и несут обезвреженную добычу в гнездо. В сумерках, вечерних и утренних, кричат соколиные пары дуэтом «ха-ха-ха». Дикий их хохот пугает утомлённых путников, бредущих через дебри заболоченно­го леса. Голоса лесных соколов напоминают жуткие стоны измученного человека.

Так же, по земле и в низком полёте, но не в лесах, а в пампасах и степях, по побережьям морей и рек ищут пропитание и каракары, или грифовые соколы. Пища их — падаль, отбросы вблизи деревень и разные мелкие живот­ные. Индейское название «каракара» передаёт скрипящий крик этих птиц.Чиманго (так называется один из видов каракар) любят следовать за плугом, подбирают, как грачи, земляных червей. На спинах коров выклёвывают клещей и личинок оводов. Где стада пасутся, где степь пашут — там и чиманго.

Мало кто отважится составить компанию красногрудому каракаре, когда он найдёт своё лакомство. Гнездо больших чёрных ос отыскал в листве, смело приближается, повис вниз головой, уцепившись когтями за стенку гнезда, голову сунул в отверстие, из которого роем ринулись на него осы. А он ест их личинки, по плечи забившись в осиный дом, и, как видно, не очень страдает от осиных укусов.

ОХОТА С ЛОВЧИМИ ПТИЦАМИ

Охота с ловчими птицами зародилась в глубине веков, более 2800 лет тому назад, на Востоке. Суть этой охоты в том, что дичь добывает не сам охотник, а приручённый пернатый хищник.

В средние века европейцы переняли этот способ охоты у арабов во время первых кре­стовых походов. Многие коронованные особы скоро сделались страстными поклонниками этого развлечения. Писались целые книги на эту тему. Одна, озаглавленная «Об искусстве охотиться с птицами», была написана в ХШ в. Но её автором был не учёный, а. импе­ратор Священной Римской империи Фридрих II (о котором рассказано в статье «ФридрихII Гогенштауфен» в томеI Энцикло­педии — «Всемирная история»).

В XVII в. увлечение охотой с ловчими птицами достигло, пожалуй, наибольшего расц­вета. Персидский шах, например, содержал для охоты 800 соколов с целой армией конных со­кольничих, конюхов и другой прислуги. Одни птицы были обучены охоте на гусей, другие — на лисиц, третьи — на кабанов и т. д.

В России история охоты с ловчими птицами восходит ко временам Киевской Руси, по крайней мере к X в. Особенно процве­тала такая охота при царе Алексее Михай­ловиче. Память об этом сохранилась в названии парка Сокольники в Москве — доXVII в. здесь располагался заповедный лесной массив, где проводились царские соколиные охоты.

В XVIII в. широко распространилось охотничье огнестрельное оружие, и охота с ловчими птицами мало-помалу стала забы­ваться.

Но в эпоху расцвета охоты, да и позднее, когда она стала редкостью, ловчие птицы стоили весьма недёшево. Однажды герцог Бур­гундский выкупил у турок из плена своего сы­на. за 12 белых кречетов. Уже в начале XX в. в Туркмении ловчий балобан стоил столько же, сколько верблюд с седлом, а беркут в Киргизии оценивался, как 3—4 хорошие лошади.

Тысячелетия насчитывает история охоты с ловчими птицами, но за это время они так и не стали домашними, не начали размножать­ся в неволе. Новых хищных птиц для охоты добывали в природе. В России мастера по их поимке звались помытчиками. Артели русских помытчиков во главе с атаманами отправ­лялись добывать кречетов в приполярные лесо­тундры. Добывали их также в Исландии, на севере Скандинавии. Первый на Руси запо­ведник был создан по приказу царя Алексея Михайловича на Кольском полуострове для охраны кречетов.

Сделать из ловчих птиц «преданных слуг» человека тоже так и не удалось. Например, они никогда не приносят хозяину добычу. Обу­чение ловчей птицы — целая наука.

ЯСТРЕБЫ. Жители Подмосковья могут изредка встре­тить здесь двух ястребов:большого ястреба (тетеревятника)

и уменьшенную его копию — ястреба-перепелятника. Тём­ные чёткие пестрины, поперечными рядами пересекающие грудь и живот ястреба, отличают его от других дневных хищных птиц, обитающих в России. На северо-востоке Сибири нередки и белые тетеревятники.

Профессор Н.С. Понятовский рассказывал о реакции птиц на появление ястреба-тетеревятника: «Лишь только тетеревятник покажется вдали, весь птичий мир приходит в волнение; даже на дворе, у человеческого жилья, голуби и куры спешат в какое-нибудь скрытое место и там словно цепенеют. Их трудно выгнать из их убежища после того, как ястреб давно улетел. Нападения ястреба птицы не забывают несколько дней или даже недель, избегая того места, где оно произошло. Крупные куры, напрягая пос­ледние силы, бегут с хищником на спине в дом, как будто ищут у человека защиты». Несмотря на то что ястреб-тетеревятник порой уносит домашнюю птицу, считать его «вредной» птицей нельзя. Он уничтожает слабых и больных птиц, оздоровляет их популяции.

Весной ястреб-тетеревятник резким криком «гиг-гиг-гиг» оповещает округу о своих брачных намерениях. У этих птиц супружеские пары неразлучны годами. Чужой самец, пытающийся своим вторжением разрушить их союз, очень рискует. Его дружно атакуют, самка — с особой яростью, и, случается, она даже убивает непрошеного гостя, ощипы­вает, рвёт на куски и ест. У гнезда одной такой дружной ястребиной пары нашли весной полдюжины убитых и ощи­панных самцов-претендентов. Вообще у ястребов «слабый» пол преобладает в весе и силе над «сильным», размеры самца часто на треть меньше, чем у самки. Так обстоит дело у многих хищных птиц, например у соколов, а вот у кондоров — наоборот.

Самец ястреба-перепелятника обычно ещё издали особым криком предупреждает самку, что несёт пищу. Та вылетает навстречу и забирает её. Или же, пролетая над гнездом, самец бросает в него убитых птиц. Свою добычу ястребы, как и соколы, переносят в когтях.

Если мать погибнет, то гибнут и птенцы, когда они очень малы и не могут сами разрывать принесённых самцом птиц. Отец только кидает и кидает их в гнездо, заваливая пищей умирающих от голода птенцов. Но иногда и в самце про­буждается «материнский» инстинкт, и он начинает, если самка погибла, рвать на куски добычу и кормить птенцов.

Глаза у птенцов почти всех хищных птиц чёрные, они хорошо заметны на фоне их белого или серо-белого пухового оперения. Это видимый знак (релизер), который побуждает родителей кормить своих отпрысков. Насытившись, птен­цы поворачиваются спиной к родителю. Тогда птица-кор­милец, не видя чёрных глаз, прекращает кормление птен­цов. Однажды в гнезде перепелятника, за которым наблю­дали зоологи, один уже сытый птенец ловко опрокинулся на спину. Мать, видя его чёрные глаза, обращённые к ней, совала и совала ему в рот кусочек мяса. Но птенец есть не хотел и закрыл свой рот. Тогда она положила ему пищу между глаз!

Гарпия — очень крупный тропический ястреб. Живёт в Латинской Америке. Внешний облик гарпии — под стать названию, свирепый и страшный (древние греки называли Гарпией мифическую крылатую женщину-чудовище). Мо­щью когтей, силой мышц, пожалуй, превзойдёт она всех пернатых хищников. Таскает из деревень поросят и собак.

Сперва птицу приучали садиться на руку охотника и получать там корм. Для этого её либо запускали в помещение, залитое водой, где птице негде было присесть, кроме как на руку человека. Или приручали её «с держания»: надевали на голову птицы клобучок (кожаный колпак), закрывавший глаза, и не снимали его сутки. Потом сажали птицу на руку человека, снимали клобучок и кормили её мясом. Если птица отказывалась есть, всё повторяли сна­чала (иногда до 5 раз).

Затем птицу учили слетать на руку чело­века со спинки стула, чтобы получить пищу; взлетать с земли на руку конного охотника. Наконец, люди приучали её прилетать издале­ка, размахивая приманкой (вабилом) — чуче­лом из доски и пары голубиных крыльев.

Для защиты руки от острых когтей птицы охотник надевал (в Европе на правую руку, на Востоке — на левую) толстую кожа­ную рукавицу. Такую крупную птицу, как бер­кут, на руке носить тяжело, поэтому в Средней Азии охотники с беркутами опирают­ся рукой на специальную подпорку, приделан­ную к седлу.

Чтобы легче находить ловчую птицу на охоте, когда она не подлетала назад, к её но­гам привязывали серебряные или медные коло­кольчики, звон которых был слышен за сотни метров. К ногам птицы привязывали шёлко­вые шнуры (путцы), за которые можно было её удерживать. От путцов к перчатке охотника тянулся метровый ремешок.

Обучение охоте начинается с того, что птице предлагают мёртвого голубя, подкинув его в воздух. Затем хищника тренируют на птицах с подрезанными крыльями. Наконец, разыскав в природе некрупную дичь, с ловчей птицы снимают клобучок, предварительно надеваемый перед охотой, и спускают её на до­бычу.

К охоте на сильных животных ловчих птиц приучают, давая им сперва охотиться на детёнышей или старых и слабых особей. Беркута обучают на сусликах, затем на лисицах и лишь после этого натравливают на волка.

Профессор Г.П. Дементьев писал: «Опыт­ный «беркутчи» (охотник с беркутом) может добыть за сезон 30—40, а иногда и 50—60 лисиц. Хороший тетеревятник в руках опыт­ного охотника может добыть несколько фаза­нов, а перепелятник — 50—60 перепелов за день охоты».

Соколы и ястребы-тетеревятники служат года 3—4, но в хороших руках служили гораздо дольше и доживали до 25 лет. Столько же лет живут и беркуты.

Особенно ценились неутомимость, упорст­во птицы; то, как долго при неудачах она не прекращает атак на добычу. Количество бро­сков (по-охотничьи — ставок) на сильную до­бычу у хорошего ловчего кречета обычно достигало 15—20. А лучшие кречеты делали до 70 ставок и гнали добычу многие километры.

Убивает ленивцев, обезьян, енотов-носух и раз­ных других довольно крупных животных. Полёт гарпий в гуще леса сопровождается испуган­ными криками обезьян — ревунов и капуцинов, попугаев. Отважно нападая, гарпии даже чело­века гонят от гнезда.

Гнездо у гарпий огромное — более двух мет­ров в поперечнике, выстлано обильно зеле­нью — листьями и мхом. Сооружено на могучем дереве у реки или ручья. И в гигантском этом гнезде насиживают гарпии всего одно желтова­тое яйцо.

Перья гарпии у жителей дикого леса выпол­няют роль денег: их можно обменять на что угодно. Индеец, убивший или поймавший гар­пию, получает всё, что ему требуется для жизни.

Гарпия-обезьяноед была открыта на Филип­пинах в концеXIX в. К сожалению, она почти истреблена — этих птиц осталось всего лишь около сотни. Международный союз зоопарков постановил не покупать больше у филиппинцев этих гарпий. Может быть, такая запоздалая мера поможет спасти исчезающий вид.

КОРШУНЫ. Над берегами озёр и рек мож­но увидеть бурую, почти чёрную птицу, которая парит, описывая большие круги (порой за 15 ми­нут ни разу не взмахнёт крыльями). Это чёрныйкоршун. Узнать коршуна легко: это единственная в средней полосе России хищная птица с разд­военным вилочкой хвостом. У чёрного коршуна треугольная выемка на хвосте небольшая, у крас­ногокоршуна (названного так за красноватый цвет оперения) — довольно глубокая.

Натуралист В. Галушин так писал о повад­ках чёрного коршуна: «Большего барахольщика нам встречать не приходилось. В гнёздах кор­шуна чего только нет. В них можно встретить непременные комья земли (птенцы утрамбовы­вают их в некое подобие асфальтовой площад­ки), обрывки газет и весьма колючие кустики телореза. Однажды в гнезде коршуна нашли букетик незабудок, перевязанный ленточкой, а в другой раз — новёхонький капроновый чу­лок!» Пищу птенцам коршуны, как и грифы, приносят в зобу и отрыгивают.

Только падалью, рыбой и мелкими живот­ными — от насекомых до птенцов — питаются коршуны. Крупную и среднюю птицу, ни до­машнюю, ни дикую, не бьют. Коршун — птица полезная, хотя некоторым, может быть, это и странно слышать.

А вот американский коршун-слизнеед любой другой пище предпочёл моллюсков. Клюв у слизнееда довольно длинный и тонкий, с острым крючком на конце. Это орудие особого назна­чения: подсунув его под роговую крышечку, коршун-слизнеед извлекает улиток из раковин. Именно улитками он в основном и питается.

В США было осушено много болот, негде стало жить улиткам, и коршуны-слизнееды вымира­ют. В Южной Америке их ещё довольно мно­го. Гнездятся эти птицы колониями.

КАНЮКИ. К сожалению, в народе всякую хищную птицу зовут ястребом да коршуном. А ведь и тот и другой редко на глаза попадаются.

Канюк с пойманной мышью.

ХИЩНИКИ — ОХРАННИКИ АЭРОДРОМОВ

Столкновения птиц с самолётами происходят достаточ­но часто — в Европе, например, в среднем трижды в день. Для птиц такие столкновения всегда заканчиваются трагически, но могут повлечь самые неприятные по­следствия и для самолётов: как минимум необходимость ремонта. Чаще всего такие «встречи» происходят возле аэродромов, при взлёте или посадке самолётов.

Самый, пожалуй, эффективный метод отпугивания птиц от аэродромов — применение хищных птиц. Специаль­но обученные соколы и ястребы заставляют других птиц, мешающих полётам (ворон, чаек и т. д.), сторониться аэродромов.

Если «ястреб» парит над лесом, делая боль­шие круги, особенно у опушек и полян, кричит на лету гнусаво, тягуче «кья» или «киии», а хвост у него сзади прямо обрезан, без выемки, как у ласточки, и оперение серо-бурое, то «яст­реб» этот — обыкновенный канюк, или сарыч. Очень полезная (в день семья канюков съедает 10—15 мышей) и, пожалуй, самая обычная в Подмосковье хищная птица. Обитает в Европе и лесостепной зоне Азии.

Канюком его прозвали за громкие протяжные крики, которыми он словно что-то выпрашива­ет, «канючит». Напоминают они и мяуканье кошки, так что в Германии канюка зовут «ко­шачьим орлом». Увидев жертву, канюк на пару секунд зависает в воздухе, а затем падает на неё. Но долго «висеть» на одном месте, как пустельга, он не может.

Обычно канюк выводит двух-четырёх птен­цов, причём в голодные для него годы, когда грызунов мало, часто выживает только один, самый сильный, забивая насмерть своих более слабых братьев.

Прилетает зимовать в среднюю полосу России и в причерноморские страны из тундр и лесо­тундр мохноногий канюк (у него ноги до пальцев оперены). Его основная добыча — пеструшки и другие северные грызуны.

ЛУНИ. Над полями и лугами невысоко летают, приподняв вверх крылья, красивые пти­цы, белые снизу, серебристо-седые сверху — по­левые истепныелуни. Самки у них бурые. Эти птицы питаются мышами и тоже полезны.

Если птицы летают над сырыми низинами, тростниками, оперение у них бурое, часто с ох­ристыми «шапочками», — это болотные луни. Охотится болотный лунь весьма характерно: ле­тит на высоте всего 4—5 м над землёй, увидев добычу, моментально падает вниз. Спастись от него мелким птицам, грызунам, на которых он охотится, конечно, трудновато. В хозяйствах, где разводят уток и ондатр, болотный лунь — гость весьма нежеланный.

ОСОЕДЫ. Осоеды, пожалуй, одни из самых необычных хищных птиц России. Два осоеда живут в России:обыкновенный ихохлатый. Пер­вый встречается в Европейской России, вто­рой — за Алтаем до Приморья и Сахалина.

Осоед похож на сарыча, но у взрослых самцов на голове серая «шапочка». Заметив гнездо ос или шмелей, лапами его разрушит и поедает личинок. Может глотать и атакующих его жалоносцев. Перед тем как проглотить насекомое, он откусывает у него жало. Снаружи от укусов осоеда защищают плотное оперение и мелкие твёрдые щитки на лапах. Жуков, гусениц, про­чих насекомых, пауков, червей, мышей, лягу­шек, ящериц, змей, ягоды разные тоже ест.

Зимуют обыкновенные осоеды в Африке, залетают далеко — до самого юга континента; хохлатые зимуют в Южной Азии. В Россию возвращаются позд­но. Только в июне (либо в конце мая, если весна ранняя) в их гнёздах можно найти яйца. Яиц обычно два, реже — три-четыре. Деревья уже листвой покрыты, поэтому гнездо заметить труд­но. Оно ещё и зелёными ветками «украшено». Как только они завянут, птицы приносят све­жие. То же самое мы видим и у многих других хищных птиц, например у орлов, о чём расска­зано ниже. Самец и самка осоеды вместе по очереди насиживают, вместе кормят птенцов. Совсем ещё малые осоеды — уже неплохие «зем­лекопы»: роют лапами подстилку гнезда, словно им не терпится поскорее добраться до шмелей.

К несчастью для осоеда, его полёт немного похож на полёт ястреба. Истребляя ястребов (что тоже, как правило, бессмысленно и наносит вред природе), за это сходство часто по ошибке убива­ют и осоедов. Но посмотрите на длинный хвост птицы: три широкие тёмные поперечные полосы отличают осоеда от всех пролетающих над вашей головой пернатых хищников.

ОРЛАНЫ. Орланы — похожие на орлов (о которых рассказано ниже), ширококрылые, бе­лохвостые, часто белоголовые и белоплечие, большие хищные птицы. Их характерное отли­чие — привязанность к воде. Гнёзда строяту моря, по берегам больших рек и озёр. Охотятся за рыбой, выхватывая её из воды когтями, и на морских птиц. В некоторых странах их зовут морскими орлами.

Натуралист Ленц описал следующий любо­пытный случай: «Орлан заметил в воде осетра, на которого тотчас же и накинулся. Но осётр оказался слишком тяжёл, и смелый хищник не мог вытащить своей добычи из воды; с другой стороны, рыба была не в силах утащить с собой вглубь своего врага. Осётр, как стрела, нёсся над самой поверхностью воды, а на нём сидел орлан с распростёртыми крыльями, так что оба на­поминали корабль, идущий на всех парусах. Люди, заметившие это зрелище, поймали обоих, и тогда оказалось, что орлан так глубоко вонзил в рыбу свои когти, что не мог уже их вытащить».

В России наиболее распространён белохвос­тыйорлан, обитающий почти по всей стране. А в Северной Америке столь же распространён бе­логоловый орлан. Он стал национальным симво­лом США, изображён на гербе этого государства. Американцы стараются сохранить и увеличить численность белоголового орлана.

Гнёзда, которые строят орланы, поражают своей величиной. В некоторых из них вполне может усесться 5—6 взрослых людей. Во Флори­де белоголовые орланы как-то построили гнездо шириной почти 3 м и глубиной 6 м. Оно весило 2 тонны! Вероятно, это гнездо строило несколько поколений птиц.

ОРЛЫ. Описание хищных птиц мы за­кончим рассказом об орлах, которых часто на­зывают «царями птиц». Одно из отличий птиц орлиного племени от других хищных перна­тых — в том, что их ноги оперены до самых оснований пальцев.

Самый крупный орёл — беркут. ставший ге­роем бесчисленных сказаний, мифов, легенд, по­эм, вошедший в государственные гербы многих стран как символ могущества и власти. Длина птицы почти достигает 1 м, а размах крыльев превышает 2 м. Весит беркут от 3 до 6,5 кг.

Живёт беркут в Европе, Азии, Северной Аме­рике, Африке. Обитает почти на всей территории России. Но повсюду сейчас, к сожалению, этих прекрасных птиц осталось очень мало, местами они истреблены. В Западной Европе, где учёт беркутов ведётся давно, гнездятся считанные пары: в Скандинавии — около 100, в Альпах — приблизительно 150, в Баварии (Германия) — всего 7.

Причины исчезновения беркутов разные. Имеет значение, конечно, их очень медленное развитие, малая плодовитость. Половозрелым молодой беркут становится в возрасте 3—4 лет. Не способствует увеличению их численности так­же малое количество яиц в кладке: одно, редко два-три. Почти 40 дней длится насиживание, и птенцы в гнезде остаются долго — до 80 дней. Немалую роль сыграли также хозяйственная де­ятельность человека и прямое истребление птиц.

Много удивительного в жизни беркута. К примеру, его необычайно острое зрение, во много раз превосходящее человеческое. Зайца беркут видит на расстоянии свыше 4 км.

Пища беркута — зайцы, глухари, сурки, ли­сицы, гуси. Расправляется он с сернами, моло­дыми оленями, а ловчий беркут — даже с вол­ками. Прежде беркута «подозревали» в истреб­лении телят северных оленей. Но зоологи уста­новили, что он только подбирает павших оленят.

Охотятся беркуты часто парами: самец и сам­ка неразлучны годами. Очень привязаны к старым гнездовьям. Как и многие другие орлы, беркут строит огромные гнёзда. Не один центнер веток идёт на их сооружение. Гнёзда беркутов, которые надстраиваются десятилетиями, весят более тонны! Одно из них, которым пользовались 45 лет, достигло в глубину 4,5 м. Причём гнёзд у пары беркутов несколько — то в одном выси­живают два (редко три) яйца, то в другом (на следующий год). Поступают так, наверное, для того, чтобы избавиться от блох и других парази­тов, которых много в птичьих гнёздах.

Что касается орлиных гнёзд вообще, надо отметить, что они (то же мы видим и у сарычей, осоедов) украшены зелёными ветками хвойных или лиственных деревьев. Маскировка? Учёные полагают, что не всегда. По-видимому, имеет здесь значение и такой брачный ритуал: зе­лень — знак приветствия, своего рода свадебное подношение, стимулирующее гнездостроительное рвение пернатых супругов. Подорлики — птицы лесные, но если случается им гнездиться на косогорах в степи, где никаких деревьев по­близости нет, далеко летают, чтобы принести сосновую ветку и воткнуть её в гнездо. Степные орлы, давно уже утратившие память о лесах и зелёных ветках, за зеленью не летают. Но у них произошло, по-видимому, нечто вроде «реакции замещения», как говорят зоологи, изучающие поведение животных: замена веток разными другими предметами, которые легко найти в степи, — костями, тряпками, даже высохшим помётом животных.

Другой встречающийся в России (в её степной полосе) орёл — степной — значительно уступает беркуту по величине. Вес его около 3 кг.

«Степные орлы — ловцы сусликов. Они осво­или оригинальный способ ловли, при котором неудачи случаются лишь у начинающих. Он знает, что у суслика в каждой норе лишь один вход-выход. Он ложится чуть поодаль от входа и терпеливо ждёт. Со стороны — не птица, а вросший в землю тёмно-бурый дикий камень. У суслика и терпения не хватает, и сообразитель­ности, чтобы узнать в неподвижном валуне свою смерть. И, внимательно оглядываясь, он вылеза­ет, чтобы продолжить прерванное занятие. Вто­рой встречи с орлом у него уже не будет. Внезап­ное оживление «камня», вырастающего чуть ли не вчетверо, на мгновение парализует волю жер­твы, а бегает орёл не хуже собаки. » Так описы­вал повадки степного орла орнитолог Леонид Семаго.

Орлы змееяды действительно едят змей, даже больших и ядовитых. Лапы их защищены тол­стыми роговыми щитками: укусит змея — зубы обломает. Рвут они змей когтями, клювом, от-

1. Гарпия преследует обезьяну саймири.

2. Сокол сапсан бросается на селезня широконоски.

3. Чёрный коршун. 4. Бородач. 5. Змееяд.

6. Полевой лунь. 7. Осоед. 8. Калифорнийский кондор.

Брачный полёт хищных птиц .

скакивают, взмывая вверх, опять атакуют, пока не измотают рептилию так, что она уже и кусать не может. Охотятся змееяды и на других живот­ных, но змей и ящериц предпочитают всем ос­тальным. Обитают эти птицы в Африке и Южной Азии, один вид встречается и на юге России.

Орёл-скоморох, или фигляр, прозванный так за виртуозный брачный полёт, — один из змее­ядов. Он предпочитает густым лесам саванны и степи. Токуя, выписывает в небе такие пируэты, словно цирковые номера показывает. Кувырка­ется не хуже голубя турмана: «мёртвые петли», крутые виражи, «бочки» и другие фигуры вы­сшего пилотажа «исполняет». Громко хлопает крыльями, производя сильный шум.

Гнездо, украшенное зеленью, этот орёл уст­раивает на дереве, обычно у края просеки или тропы. Единственное яйцо, довольно большое, насиживает самка, а самец её кормит. Приносит ей, а позднее птенцам, много разных змей: ма­леньких — в зобу, больших — в клюве. Словно длинные усы, болтается перехваченная пополам змея под головой летящего орла.

Семейство дроф, к которому принадлежат 22 вида, относится к отряду журавлеобразных, хотя некоторые зоологи считают их самостоя­тельным отрядом.

Живут они в степях и пустынях Старого Све­та. Среди дроф — одни из самых крупных лета­ющих птиц (вес некоторых достигает 16 кг). Наиболее крупные —австралийская иафрикан­ская большая, или исполинская,дрофы.

На территории бывшего СССР обитают 3 вида дроф — обыкновенная, стрепет и джек, или дрофа-красотка. У всех дроф только по 3 пальца на ноге и короткий сильный клюв. Все они хорошо бегают (некоторые со скоростью до 40 км/ч), но в то же время могут быстро летать, хотя взлетают тяжело, с разбегу.

Дрофы клюют траву, выдёргивают клубеньки разных растений, схватывают крупных жуков, саранчу, а при случае могут полакомиться мы­шами или лягушками.

Обыкновенная дрофа, или дудак, — одна из самых крупных российских птиц. Взрослый са­мец, выпрямившись, достигает высоты 110— 120 см и весит до 12 кг (самка помельче, её вес — до 8 кг). У самцов — дрофичей — по бокам клюва характерные «усы» — пучки тонких перьев, похожих на нити.

Встречаются дрофы обычно табунками. Дви­гающиеся важной поступью птицы на фоне зелёной весенней степи или среди сплошного моря серебрящихся ковылей представляют собой зре­лище, запоминающееся надолго. То и дело пти­цы поднимают голову от земли, вытягиваются и зорко оглядывают окрестности. В жаркую пого­ду они купаются в пыли и песке, а отдыхая, ложатся на землю.

Дрофа любит богатые и пышные разнотрав­ные или ковыльные степи. Здесь птицы находят обильный корм и хорошие укрытия для гнёзд и птенцов. Границы таких степей и определяют область распространения дрофы. К её несчастью, эти степи наиболее плодородны и более всего пригодны для земледелия. Распашка степей вы­тесняет дроф из мест их привычного обитания, Кроме того, на них всегда велась неумеренная охота. У дроф отсутствует копчиковая железа, выделяющая смазку для перьев, и их перья быстро намокают. Поэтому поздней осенью и ранней весной, когда после моросящего дождя или тумана внезапно наступают заморозки, на­мокшие птицы обледеневают и не могут взле­теть. Местные жители пользуются этим и, дого­няя дроф на лошадях или пешком, забивают их просто палками.

В XIX в. во многих российских губерниях степи бывали сплошь усеяны дрофами на протя­жении десятков километров. Но к концуXX столетия дрофа стала редкой и сохранилась не

Токующий самец дрофы.

везде. До распашки целинных земель в Северном Казахстане и на Алтае дрофы встречались до­вольно часто. После поднятия целины стало воз­можно проехать сотни километров и не встретить ни одной дрофы или заметить лишь одну случай­но уцелевшую пару. Но это не значит, что дрофа не может жить в районах земледелия. Там, где её не преследуют (в России такое место сейчас — Саратовская область, а в Западной Европе — Венгрия), она может гнездиться и среди хлебных полей, в непосредственной близости к человеку. Иногда дрофы даже кормятся среди стад до­машних животных.

Летает дрофа неохотно. При каждом взмахе её крылья издают характерный шипящий звук, напоминающий отдалённое пыхтение паровоза. Летит дрофа обычно низко над землёй, даже во время перелётов (дрофа — перелётная птица, и места зимовок её лежат у южных границ бывше­го СССР) она редко поднимается выше 100 м над землёй.

Весной, сразу же после прилёта, дрофы при­ступают к токованию — брачным играм. Во время тока самец — дрофич — неузнаваемо меняется. Он поднимает хвост торчком и рас­правляет его веером, слегка распускает крылья, отставляя их в стороны и опуская к земле, то­порщит плечевые перья и сильно раздувает шею, откидывая её назад. Голова закидывается на спину, и её почти не видно между оттопырен­ными плечевыми перьями.

Токующий дрофич выбирает обычно какую-нибудь площадку на возвышенном месте. Скоро к нему подходит самка, а иногда и несколько самок подлетают. Дрофич ходит, то приближа­ясь к самке, то удаляясь, то двигаясь боком, раздув грудь и распушившись. Если подлетает ещё самец, то возникает драка, иногда очень ожесточённая.

В конце концов птицы разбиваются на пары. После откладки яиц самец покидает самку. Гнез­до дрофы — ямка на земле. В нём обычно три яйца оливково-зелёного цвета с расплывчатыми красноватыми пятнышками. Потревоженная на гнезде самка не взлетает сразу, а, пригнувшись, отбегает от него сначала на некоторое рассто­яние, чтобы не выдать врагу местонахождение гнезда. Дрофята, вылупившись и обсохнув, сле­дуют за матерью; довольно долгое время она их кормит, поднося пищу к клюву. При появлении опасности птенцы затаиваются, прижавшись к земле.

Другая дрофа, обитающая в России, — стре­пет. Величиной он с курицу. Живёт стрепет только в целинных степях. Причём среди распа­ханных пространств он может поселиться только там, где остались хотя бы небольшие участки целины. Из-за сплошной распашки целины когда-то многочисленные стрепеты повсюду стали редки. В отличие от дроф стрепеты держатся в одиночку или парами, только перед отлётом на зимовку они собираются в большие стаи.

Весной, по прилёте, самцы-стрепеты токуют, но обычно в одиночку, друг к другу не подлета­ют. Они выбирают в степи на чистом и открытом месте небольшую площадочку и на ней токуют уже всю весну. Стрепет развёртывает веером хвост, топорщит перья, распускает крылья, при­седает и вытягивается, иногда высоко подпрыгивает, топчется и кружится на точке. Как и у самца обыкновенной дрофы, шея у стрепета в это время сильно раздута. Очень скоро вся трава на точке оказывается выбитой, а земля превраща­ется в пыль. Образуется совершенно голая пло­щадочка, около метра в диаметре.

После образования пары самец не принимает участия в насиживании яиц и воспитании птен­цов, но держится обычно вблизи гнезда.

Очень своеобразен полёт стрепета. Сорвав­шись с земли, он летит очень быстро. Кажется, что птица дрожит и трепещет на месте, но в то же время быстро двигается вперёд. В полёте крылья издают далеко слышимый своеобразный дребезжащий свист.

Джек изредка встречается в сухих полынных степях между Волгой и Уралом и в пустынях Средней Азии. В противоположность обыкновен­ной дрофе и стрепету он избегает степей с пыш­ной растительностью. Он значительно крупнее стрепета, но много мельче обыкновенной дрофы.

Дятлам, клюв которых работает как отличный отбойный молоток, несомненно, требуется особое устройство черепа, предотвращающее со­трясение мозга. При каждом ударе мозг дятла испытывает перегрузку до 10 g\ Ряд специаль­ных преобразований в костях и мышцах черепа, в детали которых вдаваться не будем, обеспечи­вает необходимое смягчение ударов.

Язык дятлов длинной тонкой змейкой ловко «вползает» во все проделанные короедами зако­улки ходов в стволе дерева. Он липкий или с шипами на конце и очень длинный: зелёный дятел, например, способен высунуть его изо рта

на 10 см. Чтобы в глотке уместилось подобное ловчее устройство, пришлось природе в ходе эво­люции, создавая дятла, вывести из полости рта сухожильное основание языка и петлёй обернуть его вокруг черепа!

Крепкий клюв служит дятлам для извлече­ния насекомых из прочной древесины или семян из шишек, для пробивания дырок в коре берёз (весной любят дятлы пить берёзовый сок), для устройства «квартир» в виде выдолбленного в дереве дупла. На эту трудную работу (устройство жилища) уходит обычно не больше двух недель. Барабаня клювом по сухому стволу или суку,

Рекомендуем ознакомится: http://www.studfiles.ru